Я уже упала с высоты небес. Я разбилась вдребезги и валяюсь сломанной куклой на остриях камней.
Руки трясутся, телефон выскальзывает из ослабевших пальцев и с оглушительным грохотом ударяется о мраморный пол, разбиваясь…
Он ушел. Не сказав ни слова. Ушел так, как и предупреждал. Просто вычеркнул меня. Оставив мобильный, чтобы не названивала.
— Тай… — едва различимый предсмертный всхлип рождается на дрожащих губах…
Ноги подгибаются, я падаю на мраморный пол, болезненно стукнувшись коленками. Я физически ломаюсь от силы полученного удара.
Бью кулаками по глянцевым плиткам шикарного белоснежного холла, ломаю ногти в кровь и вою в голос.
Господи, как же мне больно! Я не знала, что сердце можно ощущать с такой силой, оно болит и пульсирует в агонии.
Я плачу, и мне кажется, что не слезы текут по щекам, это кровь вытекает из меня по каплям, жизнь уходит, и я чувствую, как ледяной холод заполняет все существо.
Предательство ядом расползается по губам, пропитывает и отравляет мою суть…
Глава 5
Тайгер Ривз
Музыкальная тема главы
OneRepublic — Counting Stars
Ты — яд в крови,
Ты — одержимость,
Ты… мои сердце и душа.
Набросок. А. Гур.
Практически не сплю, безотрывно рассматриваю белокурую красотку, что устроилась под боком.
Адель вызывает тепло в груди, даже во сне кажется трогательной и невероятно сексуальной. Растрепанная, с чуть приоткрытыми исцарапанными и припухшими от моих остервенелых поцелуев нежными губами.
Этой ночью я сдерживался, как мог, пытался не замучить свою сладкую девочку, но все равно проиграл демонам, наконец добравшимся до желанной добычи.
Зажимаю тонкое одеяло в руке и медленно стягиваю, хочу видеть ее хрупкое тело, которое любил ночь напролет.
Улыбаюсь, поймав последнюю мысль за хвост. Вот именно, что любил, и никак иначе. Хищнику внутри меня нравится видеть отметины, которые он понаставил на нежной бархатной коже.
От моей агрессивной сути не уйти… Странные ощущения. Никогда еще не засыпал с женщиной. Шлюх имеют. С ними не спят. Их сон не стерегут и ими не восхищаются.
С темным удовольствием рассматриваю исцарапанные моей щетиной ключицы. Изучаю отметины и следы своих диких поцелуев на молочной коже груди с алыми острыми воспаленными сосками, и понимаю, что опять завожусь, словно не я был в пьяном угаре секса всю ночь.
И мне все равно мало. Как маньяк, продолжаю тянуть покрывало вниз, открывая все больше желанного тела, любуясь.
Нехило завожусь. Но в эту самую секунду Адель передергивает тоненькими плечами во сне, и ее кожа покрывается мурашками. Быстро возвращаю одеяло обратно, укрываю, чтобы ей не было холодно.
Лежать рядом и не трогать ее становится первоклассной пыткой. Осознаю, что рано пока, и так замучил, заставляя кончать снова и снова, наслаждаясь хрипотцой сорванного голоса.
Сжимаю зубы и выдыхаю. В какой-то момент понимаю, что со стояком нужно что-то делать и иду под холодный душ.
Ледяные капли острием игл простреливают пылающую кожу. Стою, опустив голову и подставив затылок под удар. Заставляю себя не двигаться, не дышать, пытаю тело, прогоняю возбуждение и остываю в прямом и переносном смысле.
Возвращаюсь в спальню, сразу выхватываю взглядом Адель, которая закуталась в одеяло так, что только остренький носик и выглядывает.
Внезапно мозг простреливает пониманием. Я не предохранялся. Впервые мне не хотелось никаких преград. Черт. Быстро подхожу к кровати и выдвигаю ящик.
Нахожу необходимые таблетки.
Адель отвлекает, переворачивается во сне, и я не удерживаюсь, провожу пальцами по белокурому шелку волос, в беспорядке свисающему с подушки.
Пока мне не понадобилась вторая ледяная экзекуция, быстро одеваюсь. Отворачиваюсь. Беру ключ-карту и направляюсь к лифту.
Нужно проветрить мозги, погулять полчасика и вернуться. Учитывая, что Адель уснула под утро, ей еще спать и спать. Не хочу оставлять ее надолго. Мне просто нужна короткая передышка и несколько минут вдали от нее.
Прикладываю ключ-карту и захожу в лифт. Стальные створки плавно закрываются, и я еще не подозреваю, что именно сейчас серебристый метал отрубает меня от целого пласта прежней жизни, лишая обратного пути.
Я стою с коробочкой сделанных на заказ пирожных в ожидании лифта, когда со спины на меня нападают, бьют под коленную чашечку, валят на пол. Коробка вылетает из рук.
Взгляд выхватывает размазанные по полу кашеобразные цветные сгустки. Эта цветная лажа, разбрызганная на полу, еще долго будет приходить мне во сне.
Странная игра восприятия — я не буду вспоминать кровь, изувеченные тела и изорванные части плоти врагов. А эту хрень запомню.
Получаю точные удары по почкам и печени. Меня бьют правильно, четко отработанными движениями, используя фактор неожиданности и пытаясь завернуть руки за спину, дезориентировать.
Зверею. Действую инстинктивно. Выворачиваюсь. Высвобождаюсь из болевого захвата, несмотря на хруст и прострелившую плечо адскую боль.
Бью на поражение, выполняю все запрещенные удары. Получаю в челюсть и чувствую металлический вкус крови. Когда напарываюсь взглядом на знакомые лица охранников, слетаю с катушек. Еще один вылетает из боя, получив удар по кадыку, задыхается. Я слышу хруст ломающихся костей.
Нет времени думать и понимать, почему все это происходит. Отцовские псы напали, и единственное, о чем я думаю, это то, что Адель в моей квартире. Фак. Первая и единственная мысль — защитить.
На автомате наношу удары, сопротивляюсь. Но я один против тренированных бойцов, которые ожидаемо укладывают меня на пол в очередном болевом захвате, вывернув руки.
Цежу ругательства и все равно пытаюсь отбиться, выворачиваюсь, вполне осознавая, что еще немного подобного давления и мне просто порвут связки.
В какой-то момент меня хватают за волосы и натягивают их с такой силой, что, кажется, сорвут скальп.
— Твою мать, Тигр! Какого ты тут устроил?! — кричит мне в лицо начальник службы безопасности отца.
— Это ты какого хера, Стив?! Совсем охренел?! — ору в ответ.
— Ты не знаешь… — ошалело выдыхает крупный седовласый мужик. Я знаю его с самого детства. Он кивает парням и меня немного отпускают.
Стив заглядывает в глаза и произносит:
— Тайгер, за твою голову назначена награда. У нас нет времени.
— Чего я не знаю? — задаю вопрос, потому что чую, когда мне лгут и замалчивают.
На грубом, испещренном морщинами лице Стива проскальзывает неверие и губы поджимаются, выдавая скорбь:
