Холодная вода частично сняла отек, но я все стояла и смотрела на себя и думала, как быть дальше. Надо было больше работать. Только вот как это сделать, если в сутках всего лишь двадцать четыре часа? А с очного отделения уходить было невыгодно. Но если станет совсем трудно, придется брать академический отпуск.
Уже на кухне я долго не могла заставить себя залезть в холодильник и достать оттуда хотя бы колбасу, чтобы соорудить нехитрые бутерброды к чаю. В любое другое время я бы не стала особо заморачиваться. Но сейчас у меня было преотвратное настроение. Хотелось себя пожалеть, но я не имела на это права. Еще придет кто-то из домашних, а я тут кисну. Нет уж, лучше держать все в себе. И не показывать никому свои страхи.
Когда протягивала руку к холодильнику, в голове отбойным полотком стучали слова отца о том, что я сижу на его шее. О том, что я тут никто, и постоянно объедаю их с мамой, не работаю, гуляю, непонятно где, паразитируя на самых близких мне людях. Это ужасное ощущение! Есть и не чувствовать вкуса еды. Видеть на полке упаковку крупы и воспринимать свой будущий ужин, как подачку. И так стало после того, как мать уличила отца в измене. Как не пустила его к любовнице, и он в отместку запил по-черному. А я, видите ли, уже совершеннолетняя, но такая никудышная. Что со мной разговаривать? На меня можно только орать, пытаясь призвать к ответственности и благодарности. Чтобы сидела себе и слова не могла сказать поперек мнения родителей. У которых двойные стандарты и которых мало волнуют проблемы их дочери.
Мама пришла, когда я уже допивала чай с треклятыми бутербродами. Трясущаяся от волнения и чуть ли не плачущая, она переступила порог квартиры и со всего маха бухнула свою сумку на пол. Точнее выронила, потому что пальцы практически обессилили от нависшего над матерью напряжения.
— Мам?! — вместо приветствия, воскликнула я. — Что случилась?
Я отставила кружку с недопитым чаем подальше от края и быстро пошла закрывать за родительницей дверь. Мама явно пережила какое-то потрясение. Признаться, с каждой секундой я ощущала ее эмоции все ярче.
— Его нигде нет, — упавшим голосом проговорила она, стараясь не смотреть мне в глаза.
Я приняла из ее рук пальто и повесила его на вешалку в шкафу. Сумку подняла и переложила на стул. Потом напряженно стала следить за тем, как мама приступала к переобуванию.
Она была в потертых джинсах и клетчатой рубашке. Насколько я поняла, ма не особо мудрила с выбором одежды. Точнее, вообще не мудрила. Ведь на поиски отца она отправилась именно в том, в чем ходила дома. Только тапки заменила кожаными ботинками. А сама бледная, как мел. Разве что не рыдает. Хотя… Это еще рано утверждать.
— А телефон все так же недоступен? — осторожно спросила ее.
Это же надо так любить… Иного объяснения такому поведению я уже не нахожу. Нет, раньше я как-то все списывала на квартиру и на тот факт, что нам с матерью больше некуда податься здесь, в Москве. А тут такие переживания. Определенно, об утрате источника дохода так не печалятся. Если этот самый источник дохода беспросветно пьет дни и ночи напролет.
— Не доступен, — всхлипнула мать. — Я уже написала заявление в полицию. Не приняли. Сказали, что еще слишком мало времени прошло с момента исчезновения человека.
Теперь она уже в открытую плакала. Было ли мне ее жаль? И да, и нет. Вот чего ей стоило в свое время озаботиться вопросом собственного жилья? Да и ультиматум она перед ним поставила слишком жесткий. Вот, теперь по полной расхлебывает последствия. А отец… И у него был выбор: пить или ни пить. Конечно же, он выбрал наиболее легкий путь. Взрослые люди, а еще что-то говорят про наше поколение.
Я подошла и крепко обняла ее. У самой на душе кошки скребли. Да мои сердечные проблемы ничто по сравнению с тем, какая трагедия приключилась у нас в семье.
— Теперь надо обзванивать полицию, больницы и морги, — обнимая меня в ответ, пробормотала мама.
— Ну, почему же сразу морги? — сдавленно уточнила. Признаться, от ее предположений у меня самой все внутри сжалось в единый тугой узел. — Может быть, он загулял с одной из…
— Не загулял. Я чувствую это, — перебила меня ма. — Ох, Лида, ты не знаешь, каково это — всю жизнь посвятить человеку и каждый прожитый день чувствовать его, как себя.
— Нет, не знаю… — эхом откликнулась.
— Это когда идешь с работы и уже точно знаешь, дома он или нет, — сдавленно всхлипывая, начала говорить мать. — В первые годы супружества ты летишь, окрыленная в предвкушении скорой встречи. А затем — понимаешь, что ошиблась. И домой не хочется возвращаться вообще. Что лучше спрыгнуть с моста, чем вернуться в дом, в котором тебя презирают.
— Но ты все равно любишь его, — погладив маму по спутавшимся волосам, уточнила.
— Не знаю… — выдохнула она. — Но отпустить его не могу.
Состояние было гнетущим. С одной стороны, нужно было уже начинать обзванивать больницы. И морги. Ведь как бы я ни старалась приободрить себя и мать, слишком хорошо понимала, что с отцом могло случиться все, что угодно. Он ведь на днях чуть в окно не вышел! А тут страшно представить, что с ним могло произойти за сутки. Сказать, что ушел жить к любовнице и при этом беспросветно пить. Да кто его такого примет у себя дома?
— Мам, а ты звонила кому-нибудь из его окружения? — спросила, когда мне удалось усадить маму на кухне и накапать в стакан с водой корвалола.
Родственникам и звонить не стоило. Все они находились далеко. Да и ни с кем из них папа особо не поддерживал отношений. Покинуть собственную квартиру и прийти на поклон к ним? Нет. Он действительно ушел к какой-то женщине. И хорошо, если бы он и сейчас у нее оставался. Но телефон вне зоны доступа заставляет задуматься совсем о другом.
— Да, — одним махом выпив содержимое стакана, ответила ма. — Никто не знает, где он. У меня плохое предчувствие.
— А… Ты ведь видела его любовницу? — осторожно спросила у родительницы. — Как ты узнала о ней?
— Я ее в глаза не видела, — едко ответила мама. — И слава богу. Потому что выцарапала бы ей глаза. И изрядно пощипала бы шевелюру.
Дальше задавать уточняющие вопросы не стала. Зачем бередить старые раны той, которая, похоже, сходит с ума от одной только мысли, что может потерять своего мужа. Любым способом, как бы это цинично не звучало.
Далее мать пожелала выпить, но я не дала ей этого сделать. Хватит с меня и одного алкоголика. И так уже на дух их не переношу. Даже когда заходила с друзьями в клуб, то брала самые легкие коктейли. Опять же, когда это было? Сто лет уже не была нигде. Вот, думала сегодня в кафе развеюсь. А оно опять боком вышло.
— Давай, ты сейчас побудешь в моей комнате? — миролюбиво предложила. — Полежишь, подремлешь. А я пока поищу телефоны и пообзваниваю больницы.
— Я не смогу сейчас глаз сомкнуть, — тихо проговорила родительница. Она очень устала и это было хорошо видно. — Нет уж, я буду рядом с тобой. Ты будешь искать номера клиник и моргов, а я — звонить.
