Где они все теперь? Себе же рыли ямы…
Но в музей, где он уже побывал с утра, изучив записи с видеокамер, пришлось ехать еще раз.
Вор, кем бы он ни был, умудрился пнуть сразу шесть яиц, и короли синхронно шипели.
Погожий день — яркий, солнечный; в другой раз Санара предпочел бы отдыхать с чашкой кофе на веранде богом забытого кафе, но сегодня торчать ему приходилось не снаружи, а внутри. Обычно кражами занимались Охранители, но раз на кону дворцовая честь, раз вор — невидимка, и стандартные методы бессильны, к делу подключили его, Верховного Судью.
Что ж, придется присмотреться внимательнее.
Для того чтобы ничто не отвлекало от тонкого восприятия, Аид приказал очистить здание. На выход и вахтеров, и уборщиц, и гидов, и служащих. Ему по периметру, чтобы не искажать частоты, не нужен никто. Всем пришлось подчиниться.
Теперь все двери заперты изнутри; лазерные системы отключены, окна на щеколдах. Полумрак, тишина, эхо от его собственных шагов. Мелкая пыль вьется там, где лучи отыскали в шторах щели; замершие в стеклянных боксах экспонаты — тканые золотом камзолы, аккуратно очищенные от ржавчины щиты и мечи, ювелирные украшения династии. Триала по праву гордилась этим залом и корону решилась выставить всего две недели назад. И вот надо же…
Почему, если вор смог обойти защитные системы, на месте диадемы, колье, перстни? Целое состояние, если продать подпольно.
Загадка.
Аиду нравилось. Нравилась необычность ситуации, ее мистичность, чужая сила, противопоставленная его собственной. Нравилось, что видеопленки не зафиксировали ровным счетом ничего: на кассете номер шесть, на тридцать второй минуте и пятнадцатой секунде корона еще есть, а на шестнадцатой секунде той же пленки и минуты, ее уже нет. Просто «есть», просто «нет». И ничто не колыхнулось, не отреагировало, не выдало себя.
— Давай посмотрим, — процедил он себе под нос и принялся выстраивать в момент исчезновения злополучного экспоната Мост Времени.
Формула перебросила без проблем — вокруг день и одновременно ночь, шторы убраны, решетки опущены. Воздух поделен на шахматное поле лазерами, сквозь них не проскочить и летучей мыши. Но Судья, как и вор, прозрачен, воссоздал себя на месте преступления инкогнито в виде разреженной материи со способностью ощущать.
Теперь стоял, слушал.
«Покажись. Выдай себя хоть чем-то».
И замкнулись на ровный круг двадцать секунд бытия — десять секунд еще в присутствии короны за стеклом, а десять уже в ее отсутствие.
Чисто сработано.
Десять секунд «до», десять «после». Они, ведущие бесконечный хоровод, стали для Аида маленькой отдельной жизнью, а он все глубже погружался в пространство. Становился пыльными гобеленами на стенах, золочеными рамами картин, смотрел в зал слепыми драгоценными камнями диадемы.
Ничего. Лишь мигнул, желая сработать в какой-то момент лазер. Короткий момент, крошечный, никому не заметный. И на пару миллиметров пошевелилась одна из портьер на окне. Вот и оно — приход невидимки.
Аид слушал, впитывал мир в себя и одновременно сам впитывался в материю, из которой состоял выставочный зал. Делался его запахами, распределялся в старом паркете пола — ловил, ловил, ловил…
И уловил.
Не аромат, не плотность, скорее, настроение, как раз возникающее за пару секунд до исчезновения короны — чужое бесшабашное веселье, вседозволенность, азарт. Тщеславие? Будто тот, кто присвоил себе чужое, только что совершил нечто, достойное всеобщего восхищения.
Что творится в городе? Странных новостей он наслушался с самого утра. Если в Энфоре появился человек (нет, не человек… нечто, способное становиться невидимым и желающее позабавиться), странных новостей прибавится. Как и ему головной боли, потому что ищейки не справятся. Только он.
Чужим, едва уловимым настроением Аид обмотался, как шарфом, натянул его на самый нос, глубоко и медленно вдохнул.
Восторг бытия, раскрепощенность, полное отсутствие страха — опасное сочетание при такой мощности. Неслышный смех, умение извлекать из серьезного наслаждение, удовольствие от собственного существования.
Кто ты?
Невидимая шерсть на загривке Санары шевелилась — кажется, ему впервые встретился кто-то стоящий, нескучный. Человек, не человек? Помесь двух измерений? След слишком эфемерный, слишком неплотный, но Аид запечатал его в собственной памяти жестко, очень плотно. Если он однажды встретит того…
«Ту», — неожиданно поправил самого себя. Это не он, это… она! Осознал совершенно четко. И выдохнул со смесью изумления и удовлетворения.
— Значит, ты — девочка.
Отлично!
Ее след он запомнил — да, слабый, но уникальный. Такой почти никогда ни в ком не встречается, но, если уж ему попадется, Санара защелкнет клыкастую пасть. И еще до королей, до приговора выяснит, как это возможно — красть, будучи невидимым. Интересный выйдет диалог.
Все, на сегодня хватит. Удовлетворенный результатом, Судья вернул себя в солнечный день — туда, где решетки на окнах подняты, где на улице, ожидая разрешения возвращаться к работе, толпился народ.
Перед ним, вышедшим наружу, расступились, как перед бетонным морем. Плотная черная мантия, надвинутый на глаза капюшон, сияющий медальон-колесо на цепочке — Санара символизировал любому воплощенное горе, случившуюся уже беду. На него никто не смотрел, все мимо, и всем было ясно, если за дело взялся ОН, дело серьезное. Кому-то несдобровать.
В кафе больше не хотелось, он слишком долго пробыл «закольцованным», теперь хотел посидеть один, без свидетелей.
Тяжелую трубку золотого телефона, на который ему звонили только из дворца, поднял с неохотой — должен был сообщить новости, от него ждали.
— Ты нашел его след?!
Практически сразу заорал Болдин, жующий не то курицу, не то окорок.
«Так можно случайно подавиться», — отметил Санара почти жалея, что мимолетные пожелания Судей замковых обитателей не касаются, потому как не дремлет и круглосуточно отводит «сглазы» придворный Провидец. Тот самый, засекший много лет назад Санару в Тиросе.
— Её. — Пояснил без всякой охоты.
— ЕЁ?! — визг позабывшего жевать Болдина. М-да, тройной пинок в благородные причиндалы. — Это баба?!
— Я нашел ее след. Позже найду и ее саму.
Дальнейшее он не стал слушать, в очередной раз пренебрег этикетом и вернул тяжелую трубку на место как раз в разгар бранной речи.
*****
(Infinite Stream — So Far Away)
Свежая сырная булочка — это тысяча сочетаний вкуса. Тянущееся и рвущееся тесто, оттенок молока, пшеницы, дрожжей, а уж свежий, горячий, пахучий улуам (*местный коровий сыр), запеченный до золотой корочки сверху — настоящий оргазм гурмана.
Я не ела три года. Помнила о вкусах и их существовании, но скучала вот так, как теперь, сидеть человеческой девчонкой на пропеченной солнцем лавке и жевать булочку. Где я провела последние три года? В затяжном сне. Куда исчезло мое прежнее тело? Неизвестно. А здесь, на Софосе, так же, как раньше, менялись сезоны, швартовались к причалам суда, поливались дождями оливковые сады и старые деревни, пускали по лужам берестяные кораблики тонконогие загорелые пацаны…
