Этот день его вымотал, как и меня. Сейчас передо мной сидел почти обычный человек с залегшими у рта складками и двумя морщинками меж бровей. Это его я сегодня едва не похоронила под плитами крыши, в него бросила искрящиеся концы проводов, его, будь он чуть слабей, уже убила бы. Мы оба это знали. Он, в свою очередь, мог гонять меня по острову до бесконечности — если бы уперся рогами в землю, довел бы дело до конца. И сейчас, согласившись на диалог, действительно сделал мне одолжение. Собственно, вопрос тоже задал правомерный.
— Я была человеком, — ответила я прямо. — Умерла. Но что-то пошло неверно, умерла я «не так», сдвинулась по частотам, попала к Элементалам, провела у них… сколько-то.
Вневременные понятия не объяснить.
Меня слушали напряженно, сканировали «на правду», я чувствовала.
— Вынырнула на Аддаре позже уже «такой». Измененной.
Санара пил дрянной кофе не морщась.
— Вынырнула давно?
Спрашивал так, будто вел следствие. Казалось бы, вокруг воздух, за перилами улица, простор, а я чувствовала себя в камере. Мерещился спертый воздух, слышался несуществующий треск пламени настенных факелов.
— Недавно.
— Родственники?
На этот раз холодно усмехнулась я. «Это мы уже проходили».
— Без родственников. В этой ветке реальности я никогда и ни у кого не рождалась.
«Больше на меня не надавишь».
Теперь, прищурившись, друг на друга мы смотрели оба.
— Так что, бояться нечего, других таких не будет. Я единственная.
Случайность или нет — еще предстоит разобраться. А передо мной виновник той самой случайности, который не подозревает, что перед ним оставленная в прошлом Леа. Давно им же позабытая.
Одинокий официант протер столы, принялся за висящие над барной стойкой стаканы. И без того чистые; на нас поглядывал хмуро. Не гнал, но ждал, когда уйдем сами.
Взгляд Аида привычно уже разбирал меня на части — пытался увидеть то, что за многочисленными заслонками, но пока не мог. Понимал однако, что говорю я правду — других таких нет.
Помолчал, не удовлетворенный отсутствием результатов собственного скана, вздохнул.
— Ты же понимаешь, сколько в тебе силы, верно? И что теперь я уже не спущу с тебя глаз. Не имею права.
Я понимала.
— Ты потенциально идеальный преступник и вор.
— Я не вор.
— Корона доказывает обратное.
Черт бы подрал эту корону.
— Я просто… играла.
Грех, получив такую силу, не побаловаться.
— Любое баловство имеет шанс случайно пересечь тонкую грань. — Он понимал, кто я такая, чувствовал мое отличающееся от обычного восприятие мира. — Сначала ты поиграла короной, после случайно захочешь посмотреть, как выглядит человек со вспоротым животом.
— Не захочу, — огрызнулась я вполне по-человечески. — Ты знаешь, что во мне нет агрессии. Злых намерений тоже. Можешь посмотреть еще раз.
— Будучи сильным, очень легко обесценить тех, кто слабее тебя. Их жизни тоже. — Он знал, куда давить. Да и с темой могущества был, судя по всему, знаком не понаслышке. — И потому мы с тобой по разные стороны баррикад. Если я еще раз услышу о воре-невидимке, то казню тебя не так, как сегодня. А по-настоящему. И избежать этого не удастся.
Его стальные когти сверкнули, даже будучи сжатыми в кулаки и спрятанными под невидимую мантию.
Этот сможет. И этот сделает.
А я зачем-то думала о том, что он все-таки чертовски красив. Мне бы его ненавидеть…
— Я теперь буду отвечать за всех воров Софоса? Если они достаточно умны, чтобы уходить не пойманными…
— Твой запах я узнаю. Я его запомнил.
Мой собеседник неторопливо втянул носом воздух.
Совершенно интимный, как мне показалось, жест. Метка хищника, невидимым клеймом пометившего будущую жертву.
— Поэтому не светись. Не заигрывайся. И не переходи мне дорогу. — Предупреждение почти шутливым тоном, но очень серьезное. — Кстати, как тебя звали там, в прошлом?
«Прямо так и сказала».
— Это допрос? — вопросила холодно.
«Ты сейчас не судья, а я не подсудимая. Пришел на переговоры, так и веди их мирно».
Он уловил. Нехотя усмирил вздыбившуюся агрессию, ответил ровно.
— Нет.
— Значит, эту информацию я оставлю при себе. Возможно, однажды она позволит выкупить мне назад свою свободу. Если снова «заиграюсь». Вот тогда и будешь спрашивать…
Очень сложно было его не дразнить. Что-то выше моих сил, некая химия, неконтролируемый процесс в подкорке. До чертиков хотелось забыть о том, что я «гибрид», а он «судья», и превратиться вдруг просто в мужчину и женщину.
— А если вдруг у меня не будет столько вопросов, чтобы хватило на откуп?
— Ничего. — Я все-таки допила этот ужасный холодный кофе. — Я изобретательна. Да и такие, как мы с тобой, всегда найдут точки соприкосновения. Ведь так?
И он потерял вдруг флер «я — судья» тоже, весь перетек в свое мужское начало — потяжелел, налился той самой сдерживаемой агрессией, которая укладывает женщин на лопатки еще до первых прикосновений. Странно потемнел взглядом, сделался тем, кого до ужаса хотелось коснуться не только снаружи, но и изнутри.
— Я сейчас услышал то, что услышал. Или мне показалось?
Ему не показалось.
Но от необходимости отвечать меня избавил подкравшийся официант, дрожащим голосом сообщивший о том, что «кафе закрывается».
Мне полегчало. Поднимаясь с лавки, я облизнула пересохшие губы.
(We Rabbitz feat. Clarissa Mae — Bad Guy)
Прогуливались мы вдоль незнакомого переулка — ни дать ни взять возвращающаяся со свидания пара, только «она без цветов», а он почему-то серьезен.
Слева кирпичный склад — окраина Энфоры, — справа клены, за ними спящий сквер. Пустые дорожки, фонари; тихо — ни людей, ни машин. Здесь по ночам не гуляли, предпочитали безопасные стены квартир — мало ли, хулиганы.
— Ты меня услышала, Нова? — Шорох асфальта под нашими подошвами. — С этого момента мой взгляд постоянно на тебе.
Он шел справа, а я все ловила себя на странных ощущениях, невнятных и запутанных. Аид пугал меня словами, я же желала «гулять» с ним дальше, потому что удивительно спокойно, хорошо. Выбрать бы еще другую тему.
— Уже запугал, услышала, — ответила, как школьница, которой «до фонаря» обещание учительницы воспитать очередной двойкой в журнале.
— Не воспринимаешь всерьез?
Судья усмехнулся. Мягко, с каким-то невидимым сожалением.
«Идиот. Очень даже воспринимаю». Только…
