А Имарида этим вечером (после того, как переберет в памяти всех возможных знакомых, способных сотворить с ней эту нелепую и несмешную шутку) впервые подумает о том, что коснулась пальцами… этого! Пусть ненастоящего, пусть искусственного, но… Пустит эту мысль по кругу раз сорок, а после где-то внутри незаметно рухнет внутри первый заслон. После второй. И кто знает, в каком направлении дальше проложится тропка давно лишающей себя физического наслаждения женщины. Но однозначно куда-то к тем самым «аморальным свиньям».
Я все стояла у перил, улыбалась и понимала, что сегодня меня к людям пускать нельзя — слишком шаловливое настроение. Ну и ладно, впереди много дел.
Я как раз собиралась направиться к лестнице, когда увидела того, кто отличался для меня от всех так же сильно, как отличается благородный самородок золота от кусков угля.
Его.
Шагающего по первому этажу Аида.
Случайность?
В белоснежной рубашке, отглаженных брюках, с золотыми часами на запястье. Дорогой, статный, стильный. Я загривком ощутила, что нет, не просто так он зашел в Фарос, что ищет он меня, и ищет не просто так — припас в рукаве некий «сюрприз». По мимолетным признакам заметила, с каким вниманием он оглядывает всех проходящих мимо него людей: высокую брюнетку, идущую за руку с парнем, деловитую тетку с сумкой от бутика «Винтар», девчонку-подростка, компанию из трех подружек.
Судья. У меня от взгляда на него сводило судорогой и без того шальной разум. Красивый, мощный, опасный и привлекательный…
Он пока не научился вычислять меня «хамелеона» быстро и точно, так почему бы этим не воспользоваться? И я, подавившись смешком, принялась опутывать своей тонкой и легкой энергией ковыляющую впереди Санары бабку с клюкой. Словно тюлем — еще слой, еще, еще; скоро Аид учует знакомый флер, вычленит его из фона других, решит, что седая женщина и есть я.
И он учуял. Догнал бабку за два шага, что-то произнес… Мое имя? Мне из-за гомона чужих разговоров и музыки не было слышно точно, после — ах, что это была за сцена! — протянул руку и взял старуху сзади за шею аккурат под седыми и не очень чистыми волосами. И тут же схлопотал с разворота клюкой! Был назван «извращенцем», получил угрозу в том, что внуки ему «кой-чего» отрежут, отмахнулся от летящего вновь набалдашника.
Я хохотала так, что меня слышал весь торговый центр. Честно, впервые в жизни не могла остановиться, меня прошибло, как никогда до этого, и… я слишком поздно заметила, что Санары внизу уже нет.
Резко опомнилась, понеслась не к лифту или эскалатору — слишком очевидно, — но к пожарной лестнице. Уже добежала до нее, шестым чувством уловила, что поздно, едва успела кувыркнуться в Элео, в воздушный поток, но тут дверь пожарного хода отворилась и я, ударившись бедром и локтем о мраморный пол, тут же вывалилась обратно из воздуха в человека. Сработала некая невидимая мне формула! Черт, а еще вчера он этого не умел…
А теперь стоял прямо передо мной, девчонкой, которая над ним только что в голос смеялась, и смотрел сверху вниз. Нисколько не униженный и не обиженный моей выходкой, скорее, заинтересованный, прохладный и довольный — у него вышло.
Лежать неудобно, я попыталась встать. Ойкнула, когда прострелило болью ногу, так и осталась в итоге стоять перед ним на одном колене, потирая синяк.
— Не очень вежливо, не находишь?
Но Судья на то и Судья, чтобы не терять амплуа. Аид улыбался и смотрел так, что я мерзла и спекалась одновременно. Хотела его, восхищалась им же, понимала, что играю с жерновом из шестеренок пыточной машины. Ни один человек в этом чертовом мире не мог заставить меня испытывать возбуждение и страх одновременно. Этот мог.
— Хотел убедиться, что вывел правильную формулу, — пояснил спокойно.
Мы оба знали, о какой формуле речь. Что ж, отныне и мне придется стать изобретательнее.
— Вообще-то это прерогатива мужчины — стоять перед женщиной на коленях.
В ответ насмешливая тишина. Даже руки не протянул.
— Я, знаешь ли, сегодня еще не грешила…
«Парикмахерская и дилдо не в счет».
— Согрешишь — буду ждать.
Я наконец поднялась на ноги. Улыбнулась цинично, проверила ногу на «ходячесть» — сойдет. Заживлю на Мифосе.
— Конечно. Сразу к тебе на исповедь.
Развернулась, чтобы уйти, даже сделала пару шагов, а после на моей шее затянулся невидимый аркан. Пришлось резко втянуть воздух, остановиться. Ментальная петля, практически удавка — при такой не кувыркнуться, не сбежать. Мне бы бояться, а по венам лишь неуместное возбуждение, раздражение и азарт. Нет, этот однозначно будет играть жестко.
«Что ж, принимаю».
Меня тем временем обошли, остановились напротив.
— Хотел увидеть его в работе.
Взглядом спросила: «Увидел?»
Удавка неторопливо расслабилась, опала.
— Невежливо уходить не прощаясь.
Вон оно что…
Только Санара умел так смотреть — холодно и чувственно. Лед и пламя, звон металлической пилы и мягкость хлопка. Умение видеть в людях лучшее, умение их же не щадить. Он не был обычным, он был тем, к кому тянуло невероятно и от кого следовало бежать как можно раньше. Разозлю — не пощадит и меня, я откуда-то об этом совершенно точно знала, но все равно шагнула вперед.
Впервые уловила запах его кожи, лосьона для бритья, когда приблизилась, когда поцеловала его в краешек губ.
— До встречи, любимый.
«Так лучше?»
Он кипел. На девяносто процентов состоял сейчас из злости — я нарушила его личное пространство, повела себя фамильярно, а этого не дозволялось никому. Но на десять из другого — из чувственности. Смаковал касание чужих губ, запах, который тоже уловил, потершиеся друг о друга ауры.
Дал уйти лишь потому, что выбрал концентрироваться на последних десяти. Наверное. Или потому, что у него в кармане вдруг завибрировал сотовый.
— Верховный Судья, слушаю, — донеслось вслед мне и не мне.
Все, он ушел в работу.
А я на свободу.
Но дошла я только до лавки снаружи.
Долго сидела на ней, мечтая сейчас окунуться в фонтан, временно позабыв, что сама могу стать и прохладой, и водой, и каменной чашей.
Впервые почувствовала, как это, когда миллион желаний концентрируется в какое-то одно, в очень очевидное одно…
Я хотела Аида так сильно, что едва могла дышать. Стала состоять, как до того Охр, из одних оголенных инстинктов, понимала, что возьми меня сейчас Санара за руку, я пойду за ним куда угодно. Я вообще, кажется, готова оторвать его от работы, расстегнуть на себе блузку…
И тогда все у меня внутри бесконечно сильно усложнится.
Где-то ждет Мифос, кажется. И не куплена вода.
