— Я шлюху на вечер не заказывал.
Неприятно резануло по ушам и живому. Значит, действительно смотрел, злился. Внутри меня закручивалась недобрая спираль.
— Я думала, что Судьи очень внимательны к словам.
— Я очень внимателен. — Он шагнул мне навстречу, и стало тяжело дышать, как перед грозой. — А как еще назвать женщину, прокладывающую путь к цели сиськами? И это при удивительных, гигантских, всеобъемлющих, невероятных способностях.
Меня только что обозвали идиотом-Элементалом с тупой человеческой головой, примитивными привычками и похотливыми инстинктами.
— Или, может, блядство твоя первая натура? И способности не важны?
Он бил прицельно, наотмашь, он хотел не просто задеть, хотел сделать больно.
Я впервые испытывала агрессию, как туман, как единственное, в чем хотелось купаться. И вдруг поняла: быть сильным не значит быть всегда добрым, но быть настоящим. Если уж злым, то честно и до конца, позволять всему изливаться наружу. Это было опасно, и он не боялся. А зря.
— Это ревность?
Я все еще пыталась сгладить ситуацию, позволить ей распрямиться, как сморщенной ткани. Но Аид желал противоположного.
— Ревность? Для ревности нужно, чтобы человек хотя бы нравился. Нет, это презрение.
«Любить такую, как ты? — вьюжный взгляд, выстужающий внутренности. — Невозможно».
— Вот как?
Чернота полилась из меня непривычным нефтяным потоком — завораживающая, мощная, удивительная. Никогда в прошлом я подобного не испытывала. Но затем и случилось со мной «обращение» в гибрида, чтобы чувствовать много глубже.
— Хотел сделать мне больно? — спросила я тихо и едко. — Не научился. Показать, как это делается? Чтобы по-настоящему больно?
Он уже зажал в пальцах невидимые пистолеты, прикусил несуществующую спичку, сузил прицелы-глаза. Давай, мол.
И не заметил, когда я оказалась у тумбы, когда зажала в пальцах старую фотографию, подняла ее, чтобы хорошо видно.
— Хорошо ее запомнил? Потому что больше не увидишь.
Никогда еще я не была настолько зла, как теперь.
— Не смей!
Наверное, я бы этого не сделала. Может быть… оставался шанс. Но его реакция, эта прострелившая сердце и глаза Санары боль, она сделала мне контрольный в голову.
— Наблюдай, учись.
И старая фотография в моих пальцах вспыхнула спрессованным пламенем, как факел. В таком бумага горит за секунду, моментально осыпается пеплом.
До меня добрались быстро, меня схватили за шею…
(Evanescence — Hi-Lo)
Одной рукой он держал, второй бил — умело, сильно. Время для меня остановилось; боль я ощущала на заднем фоне, успела наполовину заблокировать передачу импульсов с нервных окончаний, иначе бы уже потеряла сознание от болевого шока. Впервые слышала, как трещат мои собственные кости, чувствовала, как повреждаются, рвутся ткани, но видела не это — его глаза. Белые, слепые от ярости, залитые на дне паникой — фотографии больше нет, нити нет, Временной Мост не выстроить. Будь Санара обычным, он бы хрипел с пеной у рта, но этот пытался прийти в себя, обуздать, остановиться. Когда я — уже не человек, месиво, неспособное нормально дышать… Когда уже практически все…
И в ту секунду, когда его кулак перестал вминаться в мои внутренности, как в тесто, я впервые улыбнулась. Произнесла хрипло:
— Знаешь, это того стоило. Любых усилий, любых повреждений…
«Что?» — черный вопрос в глазах. Ему стоило титанических усилий не придушить меня окончательно, только мне было на это наплевать.
«За тебя, Леа. Мы отомстили ему за тебя!»
— Знаешь, как долго я ждала, чтобы увидеть тебя таким? Абсолютно бессильным, беспомощным. Как я когда-то. Это стоило всего.
Его рука опала, соскользнула, что-то выключило Аида из режима убийцы. Моя неуместная улыбка? Кровь, текущая по подбородку?
Он отпустил. А я пошла прочь.
Зная, что, скорее всего, никуда не дойду.
Аид.
«Знаешь, как долго я ждала?»
«Увидеть твое бессилие…»
Он не мог, не умел остановиться, но сделал это, и теперь лишь сжимал кулаки и смотрел, как уходит прочь девчонка. Идет медленно, странно подволакивает ногу, хромает. Одна его часть желала догнать, убить! Вторая уже опомнилась, сканировала повреждения, и он стыл от того, что видел — многочисленные разрывы тканей, гематомы, две сломанные кости, повреждения органов.
А в голове, как отбойный молот слова «твое бессилие».
Она улыбалась, стоя на пороге смерти, довольная, как человек, наконец завершивший что-то очень давно начатое.
«Как долго я ждала…»
Внутренний сканер мигал: при наличии таких повреждений жить ей осталось максимум минут пятнадцать.
Пересилил себя, крикнул:
— Остановись!
Застряли в горле слова «я тебе помогу». Поможет. Или убьет. Сам не знал наверняка — все еще глушила черная ярость — и потому не сразу услышал:
— …чтобы выстроить к ней Мост, тебе не нужно фото. Все гораздо… проще.
Теперь она казалась ему маленькой, ослабевшей. Девчонкой, за которой по полу волочился кровавый след, на который Санара смотрел все с тем же бессилием и гневом.
— Стой, дура, ты сдохнешь!
Он должен помочь.
— Некому плакать, — послышалось в ответ.
Некому. То был первый раз, когда он уловил ее бескрайнее одиночество, как свое. Никаких особенных сил и способностей, но океан грусти, просочившийся сквозь порванную его кулаками оболочку.
— Стой!
— Да пошел ты…
Он бросился за ней и одновременно с этим получил ожог от разорвавшегося в зале огромного огненного шара, того самого, в котором она, предприняв последнее титаническое усилие, растворилась.
У него горело лицо, и загнулись кверху опаленные ресницы.
Он впервые не знал, что делать — бежать за ней, спасать? Отстать, позволить умереть? И потому сидел, отброшенный ударной волной, на полу оглушенный.
Рядом с пеплом от фотографии Мики.
Глава 8
Нова.
(Ludovico Einaudi — Walk [Phaeleh Remix])
Если соединить фиолетовый и синий в символе «Аха», получится полет, парение, невесомость. Добавить пурпур и завиток справа — образуется скорость. Зелень в смеси с бежевым в символе «Уна» вольет сок жизни тому предмету, на который нанесена руна. Красный — жадное пламя огня, но в символе «Ррана», совмещенным с золотой «Лутхой», превратится на выходе в чистую страсть…
Древняя книга Элео третьи сутки охотно раскрывала свои секреты парящей в небытие мне. Красовалась в моем воображении понятными теперь иллюстрациями, неслышным языком рассказывала истории, объясняла принципы совмещения знаков.
