— Послезавтра в Москве тоже будет снег, — раздался голос Анта. Такой близкий, словно он стоял рядом со мной и держал меня за руку.
— У тебя будет очень романтичная защита диссертации, — произнесла я. — Пожалуй, я даже посмотрю видеотрансляцию.
Ант тихо засмеялся.
— Я скину тебе ссылку. Но, боюсь, будет скучновато.
— Чего там скучать, — хмыкнула я. — Красивые мужчины сыплют умными терминами, и ты на трибуне в ужасно сексуальном галстуке.
— Осталось только купить галстук.
Я протянула руку, ловя на неё снежинки.
— У тебя нет ни одного? Я шокирована. Обычно же всем мужчинам дарят галстуки, бритвы и гель для душа. У тебя должны быть неисчерпаемые запасы.
— Не поверишь, мне дарят книги.
— Книга — лучший подарок, — согласилась я. — Особенно тяжёлая. И под ножку кровати поставить можно, и врагу по уху заехать.
— Чудовищно тяжело будет перевозить их все в Москву.
Я вздрогнула.
— В Москву?
— Ну не жить же мне вечно среди донских казаков, — хмыкнул Ант. — Знаешь ли, конское ржание в три ночи под окном не очень-то способствуют вдохновению.
— Весело у вас там.
Мы оба замолчали.
Слон в комнате, подумала я. Лена. Стоит ли мне вообще спрашивать?
Глупый вопрос. Если мы сознательно утаиваем друг от друга хоть что-то, какие мы после этого соавторы?
Кроме того, я писатель. Моё второе имя — «любопытство». Обычному человеку, пожалуй, было бы неловко, но мы-то этим живём.
— Лена, — произнесла я. — Вы расстались?
Молчание.
Я почти физически слышала его по другую сторону трубки. Его дыхание. Но не ответ.
— Если бы ты носила в себе что-то прекрасное, — наконец произнёс Ант, — что-то, что со временем извратило свою глубинную суть и сделалось безвозвратно отравленным, ты бы вышла с этим к кому-то ещё? Зная, что их это тоже может коснуться?
Он говорил о Лене? О том, что его чувства изменились, и любовь сменилась болью?
— Да, — спокойно сказала я. — Например, к психотерапевту.
Короткая пауза.
— Да. Об этом варианте я не думал. Но нам это не помогает, Рэйн. Как и время.
Я закусила губу. Он был прав. Мы другие. Наивные, ненормальные, верящие в истинную любовь и не признающие компромиссов самопровозглашённые герои драмы. Ромео и Джульетта, Тристан и Изольда, Ланселот и Гвиневра. Помог бы им психотерапевт?
— Да уж, если бы Северус Снейп пошёл к психологу, вряд ли дело закончилось чем-нибудь хорошим, — мрачно пробормотала я.
— «Авадой Кедаврой» по меньшей мере, — согласился Ант. — И время тоже не помогает. Когда история въедается в тебя так глубоко, она остаётся с тобой на всю жизнь.
Всё-таки он говорил о Лене, поняла я. О любви к ней, ставшая медленным ядом. И у Анта не было лекарства.
— И что же делать? — ровным голосом произнесла я.
— Перестать рассказывать себе истории. Уйти из этого мира и жить дальше как обычные люди, которым помогает время. Ведь они больше не живут в выдуманном мире.
Я вздрогнула.
— Ты бы ещё руку себе отрезал, — хрипло сказала я. — Ты что, серьёзно?
— Мы завершим проект, Рэйн. Но потом… я не знаю.
Не думая больше ни о чём, я села на заснеженную скамейку, небрежно стряхнув небольшой сугроб.
— Ладно, давай перейдём с писательского на обычный циничный человеческий язык, — произнесла я. — Вы расстались с Леной, то есть вы не будете встречаться в Москве? И вообще не будете встречаться? Или все эти высокопарные рассуждения про отравленные колодцы, погибающего в пустыне несчастного писателя и так далее были для отвода глаз, а вы помиритесь через неделю и будете писать друг другу душещипательные письма? Я была бы очень не против это знать, Ант. Потому что меня ты на эти эмоциональные качели не посадишь. Я злая, талантливая и умею давать в глаз.
Ант тихо засмеялся.
— Это такое непрямое подтверждение, что ты всё-таки хочешь со мной встретиться?
— Мечтаю, — мрачно сказала я. — Ты вообще прямые ответы умеешь давать?
— Я еду в Москву ещё и затем, чтобы официально разделить финансы и счета, — спокойно сказал Ант. — И окончательно уверить Ромку, что никаких соавторских проектов для нашего прежнего дуэта больше не будет, а второй «Остров» будет заморожен. Прежние работы будут продаваться, разумеется, но это всё.
Я моргнула. Уж если что-то могло меня убедить, что Ант и Лена расстаются, так это деньги.
Они расстались, наконец дошло до меня. Всё, мужчина моей мечты свободен. Таких шагов, как разделение счетов, просто так не делают.
Я молчала, глядя в небо. Волшебные снежинки в свете фонарей. И каждая — история. Каждая из них — сказка.
Суждено ли моей сказке сбыться?
— Почему вы расстались? — спросила я вслух. Снежники ложились на ресницы, падали в глаза, но я не отводила взгляд от неба.
— Потому что я ужаснулся тому, что сказал тебе, — спокойно сказал Ант. — Потому что ни один мужчина и ни одна женщина в мире в здравом уме не будет жаловаться и ныть на свои отношения кому-то, кто…
— Ему нравится?
— Например.
Я хмыкнула с подозрением.
— И тебя внезапно пронзило озарение, что пора послать последние девять лет к чертям?
— Не так-то просто послать треть жизни «к чертям», Рэйн.
— Но ты это сделал. — Меня осенило. — В тот вечер, когда внезапно передумал и решил выпить со мной кофе. Вот почему ты передумал! Раньше ты не хотел давать ей повода для обиды, но раз вы больше не вместе — какая разница?
Ант тихо засмеялся.
— Осталось подобрать самое неромантичное место для встречи.
— Не чувствуешь себя полной сволочью? — уточнила я. — Что, расставшись с одним соавтором, тут же начинаешь обхаживать другого?
Ант закашлялся.
— Тебе не кажется, что даже у твоей откровенности должны быть границы?
Я фыркнула.
— С чего бы? Вот уж нет. Мы не владеем телепатией, Ант. Единственный способ — всегда вслух говорить обо всём, что важно. Откровенно. Как вообще может быть иначе?
Молчание.
— Я привык немного к другому, — не сразу ответил Ант. — К тому, что свои слова нужно очень тщательно фильтровать, чтобы не обидеть самого близкого тебе человека. Что от одной-единственной фразы бывают слёзы, шторма, шок и отвращение, и ты должен носить маску, которая прирастает к лицу. Что иногда приходится скрывать себя настоящего.
— Бессмысленно, — произнесла я без колебаний. — Черты лица проступят на маске всё равно.
