Известно что. Чтобы прервать на самой волнующей минуте. Или сделать так, чтобы эта минута не наступила вовсе. Произнести нужные слова о том, как острая боль пронзает сердце и переломанные надежды засыпаны тусклым пеплом, вставить ещё пару аллюзий на брошенные скверы и осенние парки, и непременно добавить тонкие, едва различимые аллюзии-угрозы: без тебя мне не жить. Шарахнуть с надрывом, с болью, вновь запуская в Анте очередной виток внутреннего ада. В общем, жестоко, профессионально и по-взрослому. И ещё припечатать какой-нибудь встречей дрожащих ладоней под самый финал. Главное, не переборщить.
Гм. Да, стихи с такой циничной душой мне писать точно не стоит.
Я перевела взгляд на Анта. Вроде бы спокойное лицо, только побелели костяшки пальцев на телефонной трубке.
— Нет, — негромко произнёс он. — Я уезжаю завтра.
Пауза.
— В аэропорту? Нет, я так не думаю.
Давай, Антон, подумала я. Вешай уже трубку, и…
— Я не думаю, что это самая лучшая идея. Я просто отключу телефон, и…
Я сделала шаг назад. Мне не хотелось слышать слов, доносящихся из трубки. Ни одного.
— Хорошо, — наконец произнёс Антон. — Но не сегодня и не завтра. Не скоро. И не нужно ещё одного звонка, пожалуйста. Да, я помню про акварель. Но — не нужно.
У меня поплыло всё перед глазами. Эти двое сейчас дышали в унисон, между ними были чёртовы девять лет, они понимали друг друга почти без слов…
Антон понимал её, холодно уточнил внутренний голос. А понимала ли Лена его? Или видела только маску, приросшую к лицу?
К чёрту всё. «Не сегодня и не завтра». Сейчас он рядом со мной.
Я вздохнула, прислоняясь лбом к железной двери. Я не уставала так, даже вкалывая по шестнадцать часов в день перед дедлайном.
А потом меня обняли сильные руки и развернули к себе, прижимая так, что я уткнулась в Антона целиком и безраздельно. И почувствовала, как обнимаю его в ответ.
— Это дружеские объятья? — пробормотала я. — Или соавторские?
— Может, тебя отшлёпать? — задумчиво предложил Антон. — По-соавторски?
Я фыркнула и потянула его за собой в квартиру.
— Кстати, — произнесла я, выскользнув из ботинок с носками и влезая в лёгкие сабо, — Акварель? Ты рисовал?
Антон аккуратно подобрал мой упавший шарф.
— Было дело.
— И даже покажешь мне?
— Так уверена, что там есть что показывать?
Я улыбнулась, упираясь ладонями ему в грудь. Мы стояли в тесной прихожей, и не касаться друг друга было невозможно.
— Ну это же ты.
— Когда перевезу все вещи в Москву, приглашу тебя посмотреть, — пообещал Антон, мягко высвобождаясь, чтобы повесить куртку в шкаф.
— Введём новый эвфемизм? «Приходи посмотреть мои акварели?»
— Вот так это сейчас и называется, — согласился Антон, разуваясь. — Впрочем, соавторство — та ещё метафора, правда? Много знаешь постоянных соавторских пар, которые не обсуждают акварель в оффлайне?
— А мы уже постоянная соавторская пара? — заинтересованно спросила я.
— Уже и оговориться нельзя.
Я замерла, глядя на него.
— Чёрт, как жаль, что ты завтра уезжаешь, — негромко произнесла я.
Антон хмыкнул.
— Шестнадцати часов в онлайне тебе так мало?
— Там не совсем ты. То есть ты, конечно, — поправилась я. — Твоя аватарка, твой свитер, твой голос. Но настоящего тебя никто не заменит.
Антон протянул руку и медленно провёл пальцем по моей нижней губе.
— Всего два месяца, — негромко произнёс он. — И я приеду в Москву.
— Ко мне.
— К тебе, — подтвердил он. — И ко много кому ещё. У меня здесь живёт даже троюродная тётя, знаешь ли.
— Уверена, тётя будет счастлива.
«Пойдём пить чай», — хотела уже сказать я. Дурацкая идея, наверное, пить чай с лимоном ближе к полуночи, но мне нужно было успокоиться перед сном. Поклевать носом над чашкой и коварно добиться того, чтобы меня на руках отнесли в постель.
И тут с улицы раздался оглушительный хлопок.
Я чуть не рухнула в обморок. Кажется, я дико вскрикнула, вцепившись в Антонов пиджак, впечатывая его во входную дверь; мои пальцы лихорадочно искали ключи, воткнутые в замочную скважину изнутри, чтобы открыть дверь и бежать, но нашаривали лишь пустоту…
В следующий миг треск с улицы повторился, и я наконец поняла, что слышу чей-то сумасшедший мотоцикл со снятым глушителем.
Дьявол.
— Кажется, — дрожащим голосом произнесла я, — Трикстер ужасно боится выстрелов. А агент Пирс?
— Федеральные агенты проходят хорошую школу в Квантико, — серьёзно сказал Антон. — Знаешь что, я, пожалуй, сдам обратный билет на завтра.
Я непонимающе посмотрела на него.
— Хм?
— Не хочу оставлять тебя тут одну. Как ты будешь писать в таком состоянии?
— И это, конечно же, всё, что тебя волнует, — не без сарказма произнесла я.
— Конечно же. — Антон выпрямился. — Показывай своё гнездо разврата. Вдруг окажется, что у тебя тут даже шёлковых простыней нет, и мне из чистого снобизма придётся хлопать дверью и ночевать на вокзале?
— В съёмной комнате, — поправила я.
— Без разницы.
Я прошла в комнату, включив неяркий торшер у кровати, и обернулась. Антон стоял в дверях, с интересом разглядывая фигурку Дарта Вейдера на комоде. Его взгляд задержался на книжном шкафу, и на его лице появилась улыбка.
— Те же книги, те же издания, те же авторы? — уточнила я.
— Ага.
Книги, подумала я. Почему мы в детстве читаем одни и те же книги, а потом одни девочки соглашаются на то, чтобы выйти замуж за хорошего человека, родить детишек и жить счастливо, а для кого-то это горше самого горького одиночества?
Для меня, например. Я бы не смогла жить без любви. Без той, огненной, которая бывает каждый день, а не меркнет через три года. Когда принимаешь друг друга целиком и понимаешь с полуслова, когда к соавторской телепатии добавляется крышесносная химия. Такую страсть на девять лет сумели сохранить Антон с Леной, несмотря на весь чудовищный ужас, отравивший их. Потому что какой бы яд ни лежал меж ними, это всё-таки была любовь.
Но даже она закончилась. А мы двое…
Начнёмся ли мы сегодня? Или — уже начались?
— Вот такие мы родственные души, — произнесла я вслух. — Так на сколько ты остаёшься?
— Пару дней. Писать дольше с ноутбука в чужой квартире я всё-таки не готов. Тем более что у меня на облаке лежат не все наработки.
