— Ну уж. Всё очень прилично.
Лёгкие, совсем лёгкие прикосновения. Дразнящие мазки, штриховка шершавыми подушечками пальцев, то совсем невинная, то утончённо-бесстыдная. Тонкие кончики пальцев едва касались обнажённой кожи, вырисовывая изощрённые спирали, и всё смелее проникали под одежду, сводя с ума каждым своим касанием. Теперь я пылала, и Антон прекрасно это чувствовал: его собственное дыхание стало куда тяжелее. А я… я когда-нибудь хотела кого-нибудь так сильно? Нет, оставим это. Я кого-нибудь вообще хотела?
Только его. Даже строчки, написанные на двоих, ненадолго ушли куда-то в тень, вон из реальной жизни. Только его пальцы, мои собственные пересохшие губы и близость с щемящей ноткой невозможности, потому что это слишком хорошо, такого не бывает…
Бывает.
Момент времени, в который возможно всё.
Пальцы Антона остановились, и я обернулась, глядя в разгорячённое лицо, в горящие глаза, в полуоткрытые губы. Я не знала, что сейчас было в моём собственном взгляде: тонкое ехидство? Невысказанная мольба? Нежность?
— Может, всё-таки пойдём пить чай на кухню, а потом будем пересматривать «Карточный домик»? — с надеждой осведомилась я.
Его руки легли мне на талию.
— Не надейся, Трикстер. Номер третий.
Я замерла, наткнувшись на его взгляд. И в ту же минуту он совершенно бесцеремонно дёрнул блузку вверх, до плеч — и ещё раз, вытягивая мои запястья над головой. Миг, и она полетела на пол, а моя голая спина оказалась прижатой к его рубашке. Я вздохнула, потираясь об него — и услышала резкий ответный вздох.
— Ант или Антон? — прошептала я. — В постели?
Кончик его языка подцепил мочку уха, и я прерывисто вздохнула.
— А тебя хватит на два слога?
Даже на один не хватит, подумала я. Вообще, кажется, не хватит на членораздельную речь. Да и ну её к чёрту.
— Отнеси меня на кровать, — прошептала я. — Хватит разговоров.
Глава 10
Когда Антон сгрузил меня на покрывало, я ожидала, что мы тут же предадимся такому разврату, что меня навсегда загнобят соседи. Но вместо этого раздалось возмущённое мяуканье, и на кровать забрался кот. Осторожно подошёл ко мне, подняв хвост, и уставился на Антона.
— Голодный? — поинтересовался Антон. — Кушать будешь?
Кот немедленно открыл рот и беззвучно мяукнул. Антон поднял бровь.
— Чего это он?
— От счастья же, — ехидно произнесла я, вставая. Кот тут же спрыгнул с дивана и посмотрел на меня, готовый бежать на кухню. — Все слова закончились.
— Кое-кому не помешало бы взять у него мастер-класс, — пробормотал Антон. — В определённые моменты.
— Не дождёшься.
— Да я и не надеюсь.
Я небрежно влезла в сабо на небольшом каблуке и отправилась на кухню. Кот, вытянув хвост трубой, показывал дорогу. Когда меня наконец настигнет Альцгеймер, ехидно подумала я, голодной я точно не останусь.
Чёрт, забыла призывно качнуть бёдрами, мелькнуло в голове. Ну и ладно.
Я достала из холодильника банку с консервами, и кот заурчал, ластясь у ног.
Антон стоял в дверях кухни, задумчиво оглядывая интерьер. По пути он избавился от пиджака, две верхние пуговицы на светлой рубашке были расстёгнуты, и мне стоило немалых сил отвести взгляд от пряжки его ремня. Чёрт. Будь на нём очки вместо контактных линз, меня бы уже ничего не спасло.
— Стол, пожалуй, низковат, — заметил он.
— Раньше никто не жаловался.
— Я имею в виду, если сидеть здесь с ноутбуком.
— Кто вообще занимается соавторством на кухне? — хмыкнула я, накладывая консервы в блестящую миску. — На кровать идти надо.
— Ну не скажи. Для соавторства требуется… фантазия.
Соавторство, промелькнуло в голове. Знал ли Антон девять лет назад, во что ввязывается и чем это для него кончится? И если он расстался с Леной и тут же решил ехать ко мне — что между ними двумя вообще произошло?
Я прямо взглянула на него.
— Как именно ты расстался с Леной?
Антон моргнул.
— Для творчества, конечно, требуется внезапность, — медленно сказал он. — Но может быть, не настолько внезапная?
— А вот настолько, — сообщила я. Кот призывно мяукнул, но я всё ещё держала миску в руке. — Ант, вы с ней расстались, пока мы разговаривали. Неужели ты думаешь, что я отстану?
Он вздохнул, глядя на миску. Перевёл взгляд на терпеливо ждущего кота.
— Ты животное кормить вообще собираешься?
— Серьёзно, представь себя на моём месте, — почти жалобно сказала я. — Я сижу и общаюсь с тобой в сети, ты мрачно и трагично жалуешься на абстиненцию и отношения на расстоянии, я цинично пожимаю плечами, и тут ты внезапно спрашиваешь, не выпить ли нам кофе. То есть что, где-то между репликами ты отправил Лене весёлую строчку: «Прощай навсегда, у меня новый соавтор?» Или на скорую руку слепил длинное и поэтическое послание, пробивающее на слезу? Вообще я удивлена, что ты его сразу в инстаграм не выложил, чтобы все полюбовались.
Антон несколько секунд смотрел на меня. Затем тряхнул головой, словно не веря тому, что слышит.
— Слушай, у тебя инстинкт самосохранения вообще есть?
Я покачала головой.
— Мне просто надо знать.
Кот жалобно мяукнул, и я, не выдержав, всё-таки поставила миску на пол. Секунда, и до меня донеслось довольное чавканье.
В кухне царило молчание. Кот, подумала я, старался за троих.
— У нас было правило, — наконец негромко сказал Антон. — Когда любой из нас понимает, что больше не может, он пишет другому одно-единственное слово.
— Какое?
— «Тахикардия».
Я неверяще смотрела на него.
— И всё?
— И всё. Неважно, что ты напишешь, неважно, что ты скажешь. Важно лишь одно: всё закончилось, и назад это слово не взять.
— То есть каждый раз, как она получала от тебя сообщение, — очень спокойным голосом произнесла я, — она знала, что может получить от тебя это слово? И жила как на пороховой бочке? Слушай, да ты должен ей медицинскую страховку лет за двести, включая стоматолога! Ты представляешь, сколько надо было шоколада в терапевтических целях сожрать?
Хотя в общем-то, мелькнуло в голове, это мало чем отличается от сообщения со словами «мы разводимся». Или от тех же коротких слов, сказанных по телефону. А долгий разговор за ужином, когда ты наряжаешься, как на свидание, а тебе говорят, что всё кончено — разве это чем-то лучше?
— Это наше правило, Рэйн. Мы жили с ним шесть лет. И я тоже боялся, я тоже ждал, я тоже вздрагивал. Но и это, как ты выражаешься, часть меня.