«Вы меркнете перед нами, жалкие смертные», — согласилась Юлька. «Вот только я слишком часто вижу обратную сторону, Ян. Ревность, тоска… кто-то трагические стихи пишет, а кто-то и спиваться начинает. Может, обычная жизнь и лучше, а? Готовить на всю семью, убирать носки, нянчить третьего ребёнка, делать со старшим домашку, ждать мужа-бизнесмена с работы, пусть он и приходит в девять вечера?»
«Спасибо», — осторожно сказала я. «Без носков моя жизнь действительно будет неполной».
«Моё дело предложить. Так что, Ант тебе звонил?»
«Да, с одним файлом разбирались», — небрежно напечатала я. «Всё нормально».
«Точно? Не примчится к тебе в Аркадию, чтобы мне потом пришлось тебя валерьянкой отпаивать?»
«Нет, что ты», — вздохнула я. «Он персонально меня уверил, что в Одессе ноги его не будет».
… Нет, смутно вспомнила я. Он сказал, что в Одессу не сорвётся. Впрочем, какая разница, одна формулировка или другая?
Раздался звонок в дверь. О! Пицца!
Я вскочила и бросилась к двери.
Ой, да. Штаны.
И футболка на мне вся в пятнах от апельсинового сока, мимолётно подумала я, но чёрт с ней. Курьеру сойдёт. Не замуж же за него выходить, в конце концов. Особенно если пицца окажется остывшая.
Штанов в зоне прямой видимости не оказалось, и я влезла в шортики, которые заканчивались примерно там же, где и начинались. Батареи я включила на полную, пользуясь тем, что в счёт не входило отопление, и в квартире было жарко.
Пицца, жадно подумала я. Тончайшее горячее тесто, а на нём — четыре времени года. Изысканные сыры, ножки опят, переплетённые со сладким перцем, и вкуснейшая подложка из салями, белоснежная курица с овощами, покрытая растаявшим дождём из моцареллы, и креветки, на которые обычно уже не хватает сил. Пир духа. Есть нужно голой перед зеркалом, говорите?
Ну уж не сегодня.
Дверь с щелчком распахнулась, и первым, что я ощутила, было разочарование: у стоящего на пороге не было в руках коробки с пиццей. Большой увесистой картонной упаковки, которую я ждала, как только можно ждать вкусную архикалорийную еду после разговора с твоим…
… Соавтором, растерянно подумала я, подняв взгляд.
Прямо на Антона, стоящего передо мной в распахнутой горчичной куртке, в таких знакомых очках и с покрасневшими от мороза ушами.
— Почему очки? — только и спросила я.
— Не было времени купить линзы.
Я молча шагнула вперёд, босиком на бетонный пол подъезда, и обняла его.
Его руки не сразу обняли меня в ответ. Но губы прижались к виску, и это было всё, что мне было нужно.
— Кажется, нам нужно переспать и серьёзно поговорить, — пробормотала я в его шею. — Предлагаю вычеркнуть второе.
Его руки сжались под моими лопатками.
— Ещё предложи устроить брифинг.
— На столе, — мечтательно прошептала я ему в ухо. — На длинном полированном столе, пока все увлечены документами. А потом ты будешь проводить презентацию.
— А теперь — слайды, — согласился Антон. — Пошли внутрь.
Я не двинулась с места, обвивая его шею руками. Мне было хорошо. Я коснулась холодного затылка, вдыхая морозный морской февраль, бесцеремонно запустила пальцы в русые волосы. И счастливо обмерла в его руках.
Он вернулся. Он приехал за мной. Всё было хорошо.
А потом до меня дошло, и я отстранилась.
— Юлька сказала тебе, что я в Одессе, но и только, — медленно проговорила я. — И ты полетел сюда, даже не зная моего адреса? И позвонил мне только отсюда? Почему?
— Потому что я так решил, — просто сказал Антон.
— И как бы ты меня нашёл, если бы я бросила трубку?
Он чуть улыбнулся.
— Тогда это уже была бы другая вселенная, Рэйн. Не очень-то интересная.
— Вот поэтому ты сказал, что не сорвёшься в Одессу, — поняла я. — Потому что ты уже сорвался, и обратного пути не было.
Мы молча смотрели друг на друга.
— «Может быть, нас вообще нет?» — прошептала я. «Нас, и города в песках, и подводных деревьев, и тонкой хрупкой осени в ниточках паутины…»
— «… И эскалаторов, уходящих в космос, и лифтов, ведущих в никуда?» Пора уже начинать цитировать себя, не меня, Рэйн. — Антон откинул прядь волос с моего лба. — Мои тексты всё равно никуда не денутся.
— А ты сам? — спросила я, глядя ему в глаза. — Денешься?
Антон утомлённо вздохнул.
— Вот только не надо глупых вопросов.
Его руки скользнули под футболку, и я едва не взвизгнула от холода, но тут же осознала, кому они принадлежали, и блаженно расслабилась, выгибаясь. Да пусть хоть льда в шортики закинет. Нет, я, конечно, отомщу … но не сразу.
Или сразу.
Я потянулась губами к уху, накрывая его тёплым дыханием. Чуть подула — и дразняще коснулась кончиком языка. Ещё… вот так, чуть прикусив мочку…
— Рэйн…
— Скажешь, чтобы я прекратила? — невинно поинтересовалась я. — Может, тебя вообще оставить в подъезде?
Вместо ответа Антон без слов подхватил меня под бёдра, втаскивая внутрь. Дверь захлопнулась за нами, его сумка мягко упала на коврик, и холодная Одесса осталась снаружи.
Чёрт, подумала я, с предвкушением глядя ему в глаза. Мы растопим это море. Сейчас здесь будут тропики.
Очень, впрочем, голодные тропики. Когда этот сумасшедший ел в последний раз, если он даже линзы купить не успел? Я без своих вообще жить не могу.
— Я жду пиццу, — быстро сказала я. — И кроме неё, жрать тут совершенно нечего. Впрочем, можем отправиться в супермаркет, и я приготовлю те самые кабачки.
— Да ну тебя, — пробормотал он, пока его губы были заняты чем угодно, только не артикуляцией. Шорты мягко, но настойчиво поползли вниз, и секунду спустя я уже переступала через них. Куртка Антона осталась где-то на полу, сам он опустился передо мной на одно колено, совершенно беспардонным образом мешая мне его раздеть, футболка задралась чёрт знает куда, и ледяные губы вокруг моего пупка быстро становились горячими.
— Спальня, стол, подоконник, вторая спальня, второй подоконник? — задыхающимся голосом поинтересовалась я. — Люстра тут ни к чёрту.
— Уже успела испробовать?
Я перехватила его руки и бесцеремонно плюхнулась рядом с ним, сдирая рубашку с его плеч к чертям. А ведь у него работа, мелькнуло в голове. Научная работа, из-за которой он не мог пока переехать в Москву. И он всё-таки здесь?
— Да заглядывают тут соавторы… на огонёк, — пробормотала я в его губы. — Разгони их всех, ладно?
— И лишиться бесплатной рабочей силы? Ни за что.
Я зажмурилась и поцеловала его. Пусть этот мир растворится куда-нибудь вместе с одеждой. Пусть останемся только мы. Очень откровенно — это не только телефонные разговоры на кухне за чашкой чая. Это ещё и согретые моим теплом руки, скользящие по спине, мои собственные пальцы, торопливо расстёгивающие ремень джинсов, совершенное послушание, с которым я следую за ним, когда он откидывается спиной на пол и притягивает меня к себе.