— Неси, — выдохнула я. — День числа «Пи» определённо надо отметить.
В лифт мы всё-таки поместились. Хотя здорово мешал подозрительно звякнувший пакет на запястье Антона. Я подозревала, что там, но спрашивать, как всегда, не стала.
Надо будет сесть с блокнотом и списком интересных сайтов, и тоже устроить своему изобретательному соавтору пару запоминающихся дней, подумала я, садясь в такси. Хватит играть в одни ворота. Соавторы мы или где?
Соавторы. Точно соавторы. По крайней мере, то, что только что произошло между нами на диване, определённо было очень соавторским опытом. И услуги корректора нам совершенно не требовались.
Как же это здорово, промелькнуло в голове. Писать вместе и полностью понимать друг друга. Да, это может закончиться плохо: взять хотя бы Анта и Лену. Но они жили в своих историях, пересекаясь в реальной жизни на считанные дни. Мы же будем жить нами. Каждый день.
Я оторвала взгляд от окна такси и посмотрела на Антона. На очень собранное, хоть и усталое лицо.
Слон в комнате, вспомнила я снова.
— Нам предстоит серьёзный разговор? — тихо сказала я.
Антон покачал головой.
— Это не то страшное «нам надо поговорить», Рэйн. Ни в коем случае. Это «мне надо тебе рассказать».
— Не что-то совершенно чудовищное, я надеюсь.
— Умеренной степени чудовищности. — Антон сжал мою руку. — И решение только за тобой.
Решение? Я открыла рот, но мы уже приехали.
Прямо к огромной панораме утренней столицы, раскинувшейся внизу под рассветным небом. Воробьёвы горы, потрясённо поняла я, открывая дверь такси. Высотка университета впереди, идеальные аллеи с замолкшими на зиму фонтанами, а за спиной — полукруг смотровой площадки. И облака, уже подкрашенные золотым.
Антон подвёл меня к гранитному парапету и достал бутылку шампанского. За ней последовали два бокала.
— Будем бить посуду? — с предвкушением спросила я.
— И не жалко тебе товаров народного потребления, — пробормотал Антон, поддевая неизвестно откуда взявшимся штопором пробку. — Держи.
Пустой бокал в моей руке тут же заполнился игристым вином и пеной, и я разочарованно выдохнула: шампанского на дне оказалось слишком мало. С другой стороны, напиваться на пустой желудок перед серьёзным разговором тоже не стоило, да и вообще пить вредно. Разве что чуть-чуть.
Впереди над городом всё ярче разгорался рассвет. Утро, когда наш проект наконец-то был завершён.
Антон поставил бутылку и шагнул ко мне.
— Знаменательный момент?
Я улыбнулась ему.
— Самый главный.
Бокалы звякнули, соединяясь.
— За вертолёты и новые путешествия.
— И за нас.
Шампанское оказалось мягким и полным пузырьков. Я с наслаждением закрыла глаза.
— Ещё?
Я покачала головой.
— Пока хватит. И так от недосыпа голова кружится.
— Хм. Только лишь от недосыпа? Или от интересных экзерсисов на диване?
Я подняла бровь, глядя на бесстрастное лицо Антона. И ведь совершенно не скажешь по нему, о чём он сейчас думает. Будь он игроком в покер, стал бы миллионером в первый же вечер.
— «Когда-нибудь я страшно пожалею о каждом дне без тебя, а сделать уже ничего будет нельзя», — произнёс Антон. «Двадцать тысяч рассветов. Совсем немного, правда?»
— Ну наконец-то ты цитируешь меня, — удовлетворённо вздохнула я. — Я ведь гений, а? Ну совсем немножко?
— Понятия не имею. Посмотрим на продажи.
— Сухарь и зануда, — пробурчала я.
— Твой сухарь и зануда, увы.
Я вдруг нахмурилась.
— Стой, откуда ты знаешь про двадцать тысяч рассветов? Я же их нигде не публиковала!
— Читал твою волшебную флешку, — серьёзно сказал Антон. — Пока тебя не было рядом. Тебя очень не хватает, когда ты далеко, знаешь ли. Особенно когда в голову приходит очередная странная мысль, и не с кем ею поделиться. Очень хочется, чтобы ты меня поняла. Чтобы понял хоть кто-нибудь.
— Я пойму, — тихо сказала я. — Ведь и ты меня понимаешь. Ты правда меня понимаешь. И чертовски хорош в постели.
— Вот это непременно нужно включить в расширенную биографию.
Мы стояли обнявшись и встречали рассвет. Шампанское как-то незаметно ударило в голову, и я почувствовала, как закрываются глаза.
Очень долгая ночь и прекрасное утро. Утро, когда заканчивается одна история и начинается следующая.
— Что ты будешь писать теперь? — спросила я, оборачиваясь к Антону. — Второй «Остров»?
Антон не ответил, лишь сжал мои плечи крепче.
— Что-то не так? — уточнила я.
— Твой вопрос очень в точку. Настолько в точку, что я…
Он замолчал. Надолго.
Я не торопила его. Просто ждала и смотрела на солнце, всё выше поднимающееся над Лужниками. За ними центр города тонул в розовой дымке: утро вступало в свои права.
— Это нелегко, — отрешённо сказал Антон. — Писать. Когда ты с кем-то девять лет пишешь дуэтом, ты уже не отделяешь писательство вообще от соавторства с ней.
— С Леной?
— Да. Мы постоянно делились удачными строчками, писали текст в онлайне, мы… в общем, были нами. Ты можешь себе представить, как это было.
В груди вдруг закололо плохим предчувствием.
— Да, — сказала я. — Представляю.
— Писать самому после девяти лет с Леной слишком больно, — негромко сказал Антон. — И даже когда мы пишем с тобой, это пробуждает слишком много воспоминаний, и мне тяжело. По-настоящему тяжело.
— Мне… очень жаль, — ошеломлённо произнесла я. — Я и не подозревала… если бы я знала, я дописала бы всё сама, просто…
— Я хотел дописать с тобой, Рэйн. Я просто не смог бы тебя бросить. Но сейчас мы закончили, и… Помнишь, я говорил тебе, что хочу бросить писать вообще? Уйти в науку?
Я кивнула.
— Похоже, — легко сказал Антон, — этот момент настал.
Я резко обернулась к нему.
— Ант, ты серьёзно? Правда серьёзно? Перестать писать?
— Да.
Я растерянно смотрела на него. Мой соавтор и писатель моей мечты говорит, что больше не хочет писать? Что главная ниточка между нами, протянутая через текст, вот-вот порвётся?
— Я… не знаю, что и сказать, — наконец сказала я. — Когда твой любимый соавтор говорит, что больше не хочет писать — это ведь и в мой огород камень. Что ты не желаешь писать со мной, что я что-то сделала не так…
— Нет, Рэйн. Не ты. Я просто хочу оставить весь яд позади, как бы банально это ни звучало. А его накопилось очень много. Год за годом, когда тебе одиноко, а у тебя есть только сообщения на экране, и как ни старайся — не протянешь руку… я не хочу больше переживать что-то подобное. Иногда не хочу даже помнить. А когда я пишу, я вспоминаю слишком остро. Один или с тобой — неважно. Когда кто-то так долго живёт в твоей голове… этот клин не вышибить клином. Только временем. И я не уверен, что поможет даже оно.
