— Надолго? — только и спросила я. — Ты хочешь перестать писать надолго?
— Навсегда.
Я ждала этого ответа. Но вздрогнула всё равно.
— Я всё ещё здесь, Рэйн, — мягко сказал Антон. — Голос в телефонной трубке, когда тебе приснится кошмар. Строчки в мессенджере, промокшие волосы под ливнем, лыжи в лесу, прыжки из стратосферы — вообще всё. Но твой волшебный соавтор скоро исчезнет. Сможешь без него?
— Сам же знаешь, что нет, — тихо сказала я. — Мне будет не хватать его каждый день.
Я тут же прокляла себя за излишнюю честность. Но было слишком поздно.
Зачем, вот зачем я это сказала, а?
— Я так и думал, — невозмутимо произнёс Антон, выпуская мои плечи. — Мне нужно будет уехать в Ростов на пару недель. Может быть, дольше; я ещё не знаю. Звони и пиши; я сам не буду навязываться. Но наверное, сначала тебе стоит остыть пару дней, чтобы собраться с мыслями. И мне, пожалуй. Сейчас у нас слишком бурлят эмоции.
Я молчала.
Антон, который больше никогда не будет писать.
Он и я. Соавторы.
И этому суждено было прекратиться.
Ведь что лукавить, мы познакомились именно поэтому. Я влюбилась в него заочно из-за языка, которым он писал, мыслей, которые он вкладывал, созвучия, которое я чувствовала с собственной душой. Ощутила ли бы я это созвучие, если бы познакомилась с самым обычным Антоном? С кандидатом наук, который занимается искусственным интеллектом, о котором я ни сном ни духом? Да я бы первая сказала, что, наверное, мы слишком разные и вряд ли поймём друг друга.
Антон хочет перестать писать. Чёрт. Чёрт!
Ему сейчас очень плохо после такого признания, вдруг поняла я. А я в довесок ещё и ляпнула ему, что не могу без своего соавтора, и он вполне мог это понять как то, что без его текстов он мне совершенно не нужен. Ну я молодец.
— Я не хотела сказать, что… — начала я, но его палец лёг мне на губы.
— Сейчас ты едешь спать, Рэйн. Спать, серьёзно. Я никуда не денусь.
— Точно? — только и прошептала я.
— Точно. Но сейчас тебе нужно подумать.
Он был прав, поняла я. Мне срочно нужно было перестать разговаривать прямо сейчас и переварить эту новость в одиночестве. Иначе я тут наговорю.
— Да, — сказала я негромко. — Отвези меня домой.
Глава 28
Неделю спустя я сидела, обхватив руками голову, и мрачно смотрела на календарь праздников.
Международный день счастья. Да уж, самое время.
День «поцелуй своего жениха». Гм. Что-то мне подсказывало, что Ант не оценит.
Международный день всех рассказчиков. Увы, поздравлять с ним Анта будет злой иронией.
«Привет», — в итоге написала я. «Не поверишь, сегодня День похищения пришельцами! Поздравляю».
«Угу. Извини, пишу статью, весь в ней».
Я вздохнула.
«И совсем не хочешь меня похитить?»
«В другой раз, Рэйн. Я очень много всего пропустил, пока мы писали Трикстер. Нужно навёрстывать, увы».
Я невесело улыбнулась.
«Конечно. Я понимаю. Удачи тебе».
«И тебе».
Разговор двух посторонних людей. С каждым разом мне хотелось писать ему всё меньше и меньше. А Ант практически не писал мне вообще.
Я отложила телефон и посмотрела в окно. В квартире Анта за задёрнутыми шторами горел свет, но его там не было: туда вселились другие жильцы по краткосрочному найму. Молчал чёртов телефон. А единственный раз, когда мне приснился кошмар, я выпила половину таблетки снотворного и повернулась на другой бок.
Редактура была завершена: история Трикстер и агента Пирса лежала на столе у переводчиков. Но мы существовали по отдельности. Я — и молчаливый Ант в совершенно другом городе. Ант, который больше не напишет ни строчки ни в одну историю. Словно кто-то, кого ты любишь, внезапно подменили.
Я всё ещё не могла себе этого представить. Нет, любой из нас может перестать писать, но бросить сознательно? Зная, как ты это любишь, и как хорошо это у тебя получается? Когда у тебя есть на это время, и ты не будешь ни в чём нуждаться?
Конечно, у него впереди десятилетия, и вряд ли он удержится от того, чтобы начать писать снова — через три года, через пять или через десять. Но это годы, пока Анта-писателя со мной рядом не будет. Не будет разговора пальцев, не будет мелодики одного и того же текста на двух разных экранах. Не будет новой истории, которую мы напишем вместе. Возможно, не будет вообще. Никогда.
Люблю ли я его — или его талант?
… А если честнее, захочет ли он, доктор наук и талантливый математик, оставаться рядом с девушкой, которая целыми днями пишет истории? С которой он в общем-то и познакомился на почве написания историй, и сблизился именно из-за них?
… С девушкой, занятие которой слишком точно и остро напоминает ему об отравленном прошлом и болезненном разрыве?
Ант хочет забыть о своём прошлом — а я ему напоминаю. Я пишу истории — Ант от них отрекается. Чёрт подери, ну почему у нас всё не как у людей?
И почему, почему, почему мы не можем писать вместе?
Потому что Ант не хочет писать, мягко сказал внутренний голос. Представь, что ты перестала писать сама: химия твоего мозга может сломаться в любой момент, ты же знаешь. Разве тебе не хотелось бы, чтобы он по-прежнему был рядом?
Да, но захочет ли он? Знает ли он вообще меня настоящую вне моих текстов? И захочет ли узнать? Ведь когда я отрываюсь от экрана, во мне остаётся не так уж много магии. Это всего лишь я. В любой девушке на улице куда больше необыкновенного.
Я обняла себя руками. Мне вдруг стало очень холодно.
Наверное, я всё ещё была эгоистичным ребёнком, который никак не мог повзрослеть и понять, что не всё случается по его желанию. Что иногда любимые люди просто выбирают не тебя и делают не то, что хочется тебе. Что иногда…
Поеду в Ростов, вдруг поняла я. Хватит.
Ныть и ничего не делать — последнее дело. А так я встречусь с Антом, обниму его, и вместе мы придумаем что-нибудь.
Ведь он мне нужен. Любой.
Наверное, сначала всё-таки нужно позвонить, мелькнуло в голове. Я всё-таки была не настолько сумасшедшей, чтобы сорваться в незнакомый город даже без адреса. К тому же Ант жил с семьёй, и вряд ли его родные будут рады незваной гостье.
Куда же я заснула телефон? Ладно, потом найду, решила я, и отправилась в душ.
Я уже застёгивала джинсы, когда телефон зазвонил: вреднющий кот умудрился загнать его лапой под кровать. Сердце тут же заколотилось. Ант ещё не звонил мне ни разу после Воробьёвых гор. Если это он…
Нет. Не он. Но номер смутно знакомый. Впрочем, сейчас узнаю.
