— Что мы будем делать? — прошептала она.
— Терпение.
Выпив вино до конца, она откинулась назад на пол, мимоходом заметив безупречную сложность ритуального круга, пока профессор медленно и методично чертил на ней руны. У них должно получиться, подумала она, должно получиться хоть что-то, такая работа не должна пропадать зря. Она не может жалко потерять сознание, как в самый первый раз.
Тонкая кисть завершила свою работу, очертив её запястья, плечи и бёдра алой краской, и её место заняло перо.
— Если вы вернёте память, — прошептала Кира, — вам будет очень хорошо и очень плохо, да?
— Отличная формулировка, мисс Риаз. — Профессор не оторвался от её ступни, где чертил очередную руну. — Согните эту ногу в колене, пожалуйста. И, как я уже сказал, не бойтесь ничего.
Кира выполнила приказ и откинула голову, стараясь дышать глубже. Почему-то ей казалось, что ей не понравится, что она увидит в этом ритуале. Очень не понравится.
Но она не собиралась отступать.
Тем временем её руки вздёрнули над головой. К чему он собирался их подвесить?
Но он всего лишь опустил их на пол. Теперь она была вытянута в струну, с одной ногой, подогнутой в колене, сексуальная, ждущая и зовущая.
— А также растрёпанная и сонная, — пробормотала она и услышала тихий смех.
— А вот это мы ещё посмотрим.
Она подняла голову. Профессор перебирал в пальцах длинную нить, на которую были нанизаны округлые лунные камни, поблескивающие оранжевыми искрами. Прямо под цвет её волос, подумала Кира.
— Это и есть ваши… голубые нити? — внезапно хриплым голосом спросила она. — За которые вам должны быть благодарны жёны всех Протекторов?
— Не повторяйте эти слова вслух. Это одна из моих тайн, в конце концов.
Он опустил конец нити на её живот. Дразнящими змеиными движениями провёл холодными камнями по её коже, петляя по груди, щеке, волосам, и, наконец, быстро и небрежно связал ими запястья. Кира инстинктивно попыталась пошевелить руками, но, как ни удивительно, скользкие камни держали её удивительно крепко.
А потом она поняла, что вообще не может пошевелить ничем. Ни ступнями, ни пальцами, ни бёдрами, ни головой.
— Что… — начала она.
Профессор откровенно наслаждался.
— Ритуал, мисс Риаз. Вдруг вы не выдержите ощущений и уползёте из магического круга?
— Вы же знаете, что нет!
— Знаю. А ещё знаю, как доставить вам удовольствие. Замрите. Ах, совсем забыл: вы ведь уже замерли.
Кира глубоко выдохнула, собираясь сказать ему всё, что она думает о его методах доставить ей удовольствие — как почувствовала, что по всему её телу прошла слабая вибрация. И повторилась, становясь всё сильнее. Заставляя всё её тело дрожать. От удовольствия? Страха? Предвкушения?
Полуобнажённая и парализованная Кира не знала.
А потом профессор склонился над ней и поцеловал её, приподняв за плечи.
Глубоко, страстно, так, будто это было их последним поцелуем. Он не отрывался от её губ, приникнув к ним, как к роднику. Его руки держали её голову, зарывшись в волосы: она почти не чувствовала прикосновений, потому что вибрация, держащая её тело, усиливалась, убыстрялась, и Кира уже не могла сдержать стонов, а потом и криков, выдыхая ему в губы.
Её бёдра были охвачены огнём. Вибрация, казалась, сосредоточилась прямо на них — и стебель розы между её ног вибрировал вместе с ним. Ей ни разу не доставляли наслаждение розой, но кажется, это вот-вот должно было произойти.
— Моё сердце, — прошептал ей в ухо профессор.
Этот шёпот привёл её за грань. Ошеломлённая, беспомощная, она могла только стонать, не в состоянии поверить, что только что услышала. И, чувствуя, как отпускает её паралич, но не отпускает наслаждение — взлететь бёдрами вверх, почувствовать, как его кончики пальцев удерживают розу, — и в последний раз застонав, обмякнуть, бессильно прикрыв глаза.
— Что я слышала? — прошептала она.
— Совершенно ничего. Я, как и вы, был разгорячён подготовкой к нашему ритуалу. Который, кстати, уже начинается.
— Уже?!
Вместо ответа свет погас, и в темноте начали разгораться руны. Тихий голос профессора начал произносить формулу за формулой, его рука легла ей на лоб — и одновременно она почувствовала, как вибрация в её теле снова разгорается, теперь усиленная магией.
— Нет, — прошептала Кира, чувствуя, как снова взлетает, как сладкое наслаждение растворяет её тело, как вся её концентрация перед ритуалом летит к чертям, как ускользают мысли и остаются только ощущения. — Не надо… я же не выдержу, вам нужен готовый к ритуалу донор, а не…
— «Не» мне как раз и нужно, — шепнул его голос. — Расслабьтесь и будьте паинькой, иначе я достану плеть, как в самый первый раз. Слышал, это помогает.
Кира жалобно застонала, когда стебель розы скользнул вниз, и на самой чувствительной точке её тела оказались лепестки, прохладные, влажные и вибрирующие вместе с ней.
— Не… — начала она, и мир погас.
Глава 26
— … Ах, милорд, милорд, — засмеялась красивая зеленоглазая женщина с распущенными по плечам чёрными волосами. — Вы так редко балуете меня своим обществом.
Она покачивала ногой, полностью открытой в разрезе платья до самой вершины бедра, и держала в руке бокал шампанского. Летняя веранда ресторана, такого же дорогого, как тот, куда вызвал её Агнус Хили. И Вероника чувствовала себя здесь как рыба в воде. Была ли она уже Вероникой Крейн?
А потом Кира перевела взгляд на её собеседника и ахнула.
Конечно же, Рональд Вейер не стал бы носить обноски. Но такой подчёркнуто дорогой костюм, часы, стоившие… ох, целое состояние… небрежно расстёгнутый пиджак… Рональд был без галстука, но его элегантность превосходила всех мужчин, которых она когда-либо видела. Даже лорда Хили.
Его пальцы, впрочем, были пусты, заметила Кира. Никаких артефактов: он был одет, как человек.
— Ваше общество куда прелестнее, когда мы наедине. — Он отставил пустой бокал шампанского. — Вы взяли с собой, что я просил?
Вероника опустила глаза.
— Да, милорд, — прошептала она.
Она вдруг стала выглядеть совсем по-другому, заметила Кира. Не как супруга одного из самых влиятельных магов. Как девчонка, которая вдруг сделала что-то не так.
Впрочем, чего удивляться? Наверняка у профессора были те ещё развлечения уже тогда. Особенно с женщиной, которая отвергла и предала его, когда тот был юношей.
— Тогда идёмте.
Сумочка тонкой кожи, висящая на стуле Вероники, оказалась узкой, но неожиданно длинной. Кира подняла брови. Что за вкусы были у профессора? Точнее, у мужчины, который когда-то был им? Похоже, он был таким же затейником, как и профессор Деннет… вот только в его глазах, когда он приказывал женщине — не просил, приказывал, — остаться наедине, было что-то большее, чем страсть и злость. Более страшное, чем любовь или ненависть.
