Последние два удара были короткими и резкими, и такими же были крики женщины.
Потом она беззвучно повалилась набок.
Он подошёл к ней, чеканя шаг, и одним движением сдёрнул залитые кровью трусики до колен. А потом, едва коснувшись отметин от плети, которые тут же запылали белым огнём анестетика, перевернул её на спину, сдирая стринги окончательно, и быстрыми, умелыми движениями начал массировать её промежность. Женщина застонала, полуоткрыв рот, и раздвнула ноги шире.
— О да, милорд, — прошептала она. — Да. Для меня есть только вы.
— Помнится, раньше вы не лежали у моих ног. — В его тоне слышался холодный сарказм. — Впрочем, всё меняется. Убить ли мне вашего мужа, кстати?
Женщина мотнула головой.
— Он может… оказаться полезен… о, только не останавливайтесь, милорд!
Мужчина, сидящий перед ней, расстегнул брюки.
— Не беспокойтесь, леди Крейн. — На его лице появилась ледяная улыбка. — Сегодня вам это не грозит.
Темнота.
Глава 27
Кира не знала, что случилось раньше — её пробуждение или её всхлипы. Кажется, она начала плакать ещё тогда, когда была в воспоминании: на её щеках уже подсыхали дорожки слёз.
Она лежала в постели под одеялом в том же корсаже, уже без розы, удобно накрытая одеялом. Профессор к ней больше не прикасался. Не стал одевать или раздевать, просто уложил в постель.
И стоял у окна, скрестив руки на груди. Свет был потушен, и она не видела выражения его лица.
А ритуал всё ещё не был завершён полностью, Кира знала. И ей предстояло ложиться в ритуальный круг снова и снова. С этим человеком. И видеть подобные ужасы опять и опять.
Кем он был? Чем он был? Во что он превратился — там, в этом воспоминании? И что он сделал с яркой красавицей Вероникой, что она превратилась в покорную куклу?
Она хотела забыть. Не видеть. Потерять память.
Но не могла.
— Я согласна … на инъекции, — прошептала Кира. — Не хочу больше видеть ничего подобного. И… я знаю, что это были не вы — но я больше не хочу вас видеть сегодня.
— Я вас оставлю, — коротко сказал он. — И вы не увидите меня утром.
Кира молча кивнула.
В дверях профессор обернулся.
— Ваши украшения снова заряжены. Тиара будет храниться у лорда-ректора — если, конечно, она вам понадобится. Ни подвеску, ни кольцо не смогут снять и отобрать. В вашей подвеске теперь исцеляющая, регенерирующая магия — я не смог придумать ничего, что понадобилось бы вам больше.
— И анестетик? — хрипло спросила Кира. — Как там, с Вероникой?
— Совершенно по такому же принципу действия, — холодно сказал профессор. — Мир не меняется, если одни и те же чары использовать по-разному. Вам пора бы уже к этому привыкнуть.
Кира выдохнула. Неважно. Она не будет с ним спорить. Вообще не будет разговаривать. Потому что сейчас она не могла даже поднять на него взгляд. И дрожь, пробиравшая её от звука его голоса, от которого ей хотелось сжаться в комочек и плакать, была совершенно настоящей.
— А кольцо? — глухо прозвучал её голос.
— С ним всё куда интереснее, — произнёс его бесстрастный голос. — Оно способно вас убить.
Кира поперхнулась.
— Вы с ума сошли?
— Когда вы попали в смертельно опасное воспоминание, вы едва не погибли, потому что не смогли вовремя выйти из ритуала. Мистер Райли Хили, насколько я знаю, начал учить вас на своих занятиях, но либо его уроки не пошли впрок, либо, что куда вероятнее, вы просто перепугались.
— Перепугалась, — шёпотом сказала Кира.
— Это кольцо вам поможет. Едва вы входите в ритуал и чувствуете, что что-то не так, вы фокусируетесь на нём — и возвращаетесь в обычный мир. — Его голос сделался мягче. — Никаких видений, где вы блуждаете по лабиринтам. И, да, никаких плетей.
Киру передёрнуло. А потом она вспомнила его обещание отхлестать её, если она не будет слушаться, и её передёрнуло куда сильнее.
— Но оно действительно способно вас убить. — Теперь голос профессора был жёстким. — Чем дольше вы будете медлить, тем сильнее будет откат от выхода. Если вы прервёте ритуал в пиковой точке, вам конец. Впрочем, куда менее вероятный конец, чем гарантированная смерть или полное магическое истощение в ритуале, так что лучше использовать его, чем погибнуть без вариантов.
— Но зачем оно мне? Если я всё равно буду под инъекциями и ничего не почувствую?
— Вы будете донором всю жизнь, — сказал профессор просто. — Должен же кто-то позаботиться о вас.
Кира сглотнула.
— Я благодарна. Но… уходите.
Она подняла на него взгляд. Кира не знала, что он в нём увидел: его собственное лицо было бесстрастно и неподвижно.
Потом профессор вышел, не сказав больше ни слова.
«Моё сердце».
Кира перевернулась, уткнулась лицом в подушку и заплакала.
Проснувшись, Кира подскочила в кровати.
В своей собственной кровати. В своей комнате в Академии.
За окном ещё было темно, но свет фонаря в саду давал достаточно света, чтобы разглядеть комнату. В углу, аккуратно укутанные в плотную ткань, темнели коробки с нарядами. Часы негромко тикали, показывая, что завтрак начнётся через десять минут.
И профессора, разумеется, нигде не было.
Кира сбросила одеяло, мимоходом поразившись, что она спала в футболке и домашних штанах, и принялась одеваться.
В общем душе она произвела фурор.
Бриллиант сверкал между её ключицами в свете ярких ламп, а кольцо на пальце невозможно было спрятать, даже повернув камнем внутрь. На неё смотрели, глядели, пялились; Кира вежливо улыбалась и мотала головой на все вопросы.
Её укололо лишь выражение настоящей боли на лице Мадлен. Красивой третьекурсницы из благородной семьи, безнадёжно влюблённой в Райли. И прекрасно знавшей, к кому Кира Риаз отправлялась на каникулы.
А потом к ней небрежной походкой подошла закутанная в полотенце Элейн Хили. Младшая сестра Райли, которая убеждала её принять клятву на крови.
И закатила ей пощёчину.
Кира пошатнулась, прижав ладонь к груди, но не сказала ничего. Элейн фыркнула и прошла мимо.
От Киры шарахнулись, как от прокажённой — не забывая, впрочем, рассматривать кольцо, прижатое теперь к её щеке.
Кира вздохнула, прижала полотенце плотнее и пошла мыться.
Лорд-ректор подошёл к первокурсникам за завтраком.
— Мне жаль, дети, но для некоторых из вас у меня не самые лучшие новости, — произнёс он негромко. — Кира, Шон, Александра — вам придётся пересдавать боевую магию не послезавтра, а сегодня.