— Все запомнил? — спросил Кирилл.
— Как две мурахи метелили друг друга швабрами?
— Да. Каким именно способом метелили?
Дмитрий ответил уклончиво:
— Не абсолютно точно... Все же память у нас,
профессионалов, тренированная...
— Вот и хорошо. Сейчас от твоей памяти зависит твоя
жизнь. Возможно, и жизнь твоего попавшего друга.
— Господи! На Марсе было бы проще.
Когда вышли на дорогу, Дмитрий выставил перед собой
Дюрандаль. Никогда не чувствовал себя таким слабым и беззащитным. Муравьи, что
мчатся к муравейнику, понабрались меда так, что темные бронированные сегменты
брюшка раздвинулись, мед светится сквозь пленку. Единственно уязвимое место! А
что толку? Муравей даже с напрочь отстриженным брюшком — не муравей,
полмуравья! — еще сражается, спасает личинок, даже тащит добычу...
Тропа раздалась, превратилась в хорошую дорогу. Навстречу
целеустремленно бежали цепочкой муравьи, черные лазиусы. Брюшка поджарые,
пластинки наезжают одна на другую, как кольца подзорной трубы. Их с Кириллом не
трогали, не останавливали, от обоих пахнет по-муравьиному. Не просто
по-муравьиному, а по лазиусфулигинозьи, черт бы побрал латинистов, что за
типуны у них на языках?
Кирилл заступил муравью дорогу. Тот быстро-быстро махал
антеннами, мирмеколог отпихнул Дмитрия и тоже что-то сигналил. Его руки
мелькали как недоразвитые сяжки.
Муравей убежал, а Дмитрий сказал неуверенно:
— Честно говоря, пароль я не запомнил... У тебя память
получше.
— Не память, мозги. Я тоже не знаю пароль, но вопрос
«свой-чужой» проще. Я первым задал его муравью.
— Да. Муравей — все же довольно простой биомеханизм.
Задан вопрос — обязан дать ответ.
Дмитрий с уважением посматривал на бледного худощавого
мирмеколога. Отваги у этого мужика хватит на полк профессионалов. Или эти
интеллигенты не соображают, что такое отвага?
— Прем в мурашник? — спросил он, расправив плечи и
стараясь смотреть соколом.
— Позже, — ответил Кирилл сожалеюще. — Чем
ближе, тем проверки строже. На входе бдят самые подозрительные. Фуксом не
пройдешь. Я запомнил три движения... Придется заучивать по частям.
— Ой, надо спешить. Прошло десять часов после
исчезновения Сашки... Это суток трое при здешней метаболизме.
Иногда муравьи сталкивались лоб в лоб, сухо трещал хитин.
Нужно отделить жесты узаконенного пароля от сообщения, что, например, за
большим желтым листом, поворотя на тридцать два градуса к югу, лежит огромная
мертвая стрекоза...
Кирилл успокаивающе сообщил, что в муравейнике обитает
множество мирмекофилов: жучки Ломехузы, паучки, многоножки. Научились языку
жестов и, пользуясь им, живут за счет трудолюбивых хозяев, выпрашивая еду,
зимуя в теплых муравейниках, пользуясь защитой от врагов. Дмитрий почему-то не
обрадовался, запаниковал. Если муравьев, этих зверюк считать рубахами-парнями,
то каковы мирмекофилы?
По дороге к муравейнику он часто рассекал руками воздух,
отрабатывая муравьиный пароль как можно точнее. Его жесты напоминали Кириллу
приемы каратэки, а биолог не жаловал людей, которые вместо мозгов развивают
мускулы.
Дмитрий вдруг спросил:
— Что-то случилось? От тебя вдруг пошел иной запах.
— В самом деле? — пробормотал Кирилл. —
Какой?
— Трудно сказать... Но ощущение такое, что ты
собираешься стукнуть меня палкой по голове.
— Не обращай внимания, — сказал Кирилл
торопливо, — сейчас пройдет.
— А нельзя обойтись с муравьями только запахом? А то
ненароком такое покажешь с этими жестами! Доказывай потом, чо не так поняли. От
меня несет, как от девицы горизонтального промысла с площади Эту Аль.
— Внутри муравейник охраняется особенно строго. Запах
запахом, но козырять надо строго по правилам.
— Понятненько! Разные системы допусков. Это нам
знакомо.
Дмитрий чуть ободрился, найдя в жизни муравьев нечто общее с
учреждением, в котором работал. Кирилл напряженно думал о странности Малого
Мира, где даже у человека меняется запах при раздражении, гневе. Если так, то
здесь немалые возможности... Дальняя связь, например. Бабочки засекают друг
друга с расстояния в два-три километра. Надо будет в свободное время обдумать.
В воздухе начали возникать маленькие поблескивающие
горошины. Прикоснувшись к коже, исчезали, оставив крохотное мокрое пятнышко.
Влага испарялась, всасывалась в кожу, но этих безобидных капель
сконденсированной влаги многовато, не защищенное хитином тело будет в
опасности...
— В такую погоду всегда драки, — сказал Кирилл с
беспокойством. — А нам надо спешить... Попасть в пограничные схватки совсем
ни к чему.
Дмитрий подобрался, мускулы вздулись. Двигался уже не такими
размашистыми прыжками, осматривался чаще. Кирилл бежал рядом короткими
блошиными скачками.
Вдруг Дмитрий придержал Кирилла, замер. Его квадратная
челюсть выдвинулась по крайней мере на метр. Дюрандаль он держал наготове.
Кирилл потихоньку заглянул за лист, загораживающий им путь.
На светло-серой земле катались, сцепившись по трое-четверо,
черные блестящие муравьи. Все поле было покрыто сражающимися. Они яростно
грызли друг друга, отпиливали сяжки, лапы, головы. Здесь муравьи собрались
только крупные, широкоголовые, жвалы у каждого вдвое длиннее, чем у фуражиров.
Дмитрий прошептал:
— Лютые бойцы! Но как отличают, кто свой, кто чужой?
Одинаковые!
— Один купец считал, что все китайцы на одно лицо...
Эти муравьи еще год назад могли жить на одном муравейнике. Племя разрослось,
разделилось.
— Как поляне и древляне?
— Я мирмеколог, не историк.
— Запах у них, — рассуждал Дмитрий напряженно,
вроде идеологии? Изменится запах, ты уже не наш чело... муравей?
— Эту глубокую мысль обязательно перескажу коллегам.
Худо, что побоище продлится долго. Они дерутся сутками! Даже по неделе, если
погода позволяет. Да-да, это обычная пограничная схватка. Регулярное
кровопускание. Вообще-то это мирные муравьи.
— Ого! Какие тогда не мирные?
— Ну лазиусы не такие флегматы...
Дмитрий жадно рассматривал бойцов. Удары в Малом Мире
неэффективны, вместо мечей и копий работают пилы, клещи. Главное зажать
противника, чтобы не вырвался. Сцепившихся бойцов в свою очередь раскусывают и
распиливают другие. По всему полю дергаются расчлененные туловища, головы с
щелкающими жвалами, сяжки, лапы...
На краю поляны близко к людям сражался колченогий ветеран.
Весь во вмятинах, грудь и голова со следами старых шрамов, с половинкой левого
усика, он умело и быстро перекусывал тонкий стебелек, отделяющий голову
противника от груди, бросался на другого. В то же время чувствовал врага, не
давал ухватить себя сзади. По мнению Дмитрия, шрамы он получил в боях с более
серьезными противниками, чем эти салаги первого призыва.
