Дмитрий осторожно обходил царицу, пугливо давая дорогу
суетящимся нянькам. Темные сегменты неимоверно раздутого брюха выглядели
тонкими полосками на вздутом целлофановом мешке горячего молока, которое
кипело, бурлило, творило сгустки жизни. Присмотревшись, можно было увидеть, как
те кишели, стремясь поскорее попасть в яйцевые трубочки, похожие на спаренные
трубы миномета.
— Да, — сказал Дмитрий сожалеюще. — Не
хотелось бы, но Кирилл прав. Мне самому жалко, но сейчас я понимаю, что на
свете нет ни деревьев-людоедов, ни Бермудского треугольника, ни разумных
муравьев... Правда, отсюда мне кажется, что и Марса с Венерой тоже нет...
Саша, дрожащая как осиновый лист, остановилась перед глазами
царицы. Длинные сяжки с истертыми метелочками коснулись ее, но движение было
чисто механическим — даже Дмитрий понял. Существо царицы сосредоточилось на
конце яйцевода, где в этот момент совершалось самое важное, ради чего она
жила...
— Мы тоже разумные, — заговорила Саша звенящим
голосом, — мы люди...
Кирилл с неловкостью отвернулся. Даже Дмитрий не выдержал:
— Саня, не смеши муравьев! Вон один уже убежал... Любой
из тех, кто носится за жуками наверху, разумнее этой квочки. Если и на Марсе
будем так крепить контакты, то в космос лучше не соваться.
Саша протягивала с мольбой руки к муравьиной царице,
говорила и говорила, то повышая, то понижая голос, пока Дмитрий не схватил ее
за плечи и не потащил к выходу.
Обратный путь проделали молча. Когда впереди забрезжил свет,
Дмитрий ожил, начал насвистывать про казака Голоту. Солнечный круг приблизился,
запахло травами, сухим воздухом.
Дмитрий выбежал первым, не убоявшись растолкать стражей. Под
жарким, пронизывающим его насквозь солнцем он вскинул темные кисти рук с
розовой плотью, что просвечивали как кисель, спросил опасливо:
— А точно доказано, что они глухие?
— Точно, — заверил Кирилл. Он жадно рассматривал
сообщество исправно работающих уже в другом режиме самых невероятных существ:
печени, почек, неутомимо сокращающегося мешочка сердца...
— Ур-р-р-ра! — заорал Дмитрий диким
голосом. — Долой темный и мокрый мурашник! Да здравствует теплое золотое
солнце!
Саша дернулась, ее бледное лицо оставалось таким же снежно-белым,
только глаза на свету оказались синие-синие, как васильки, а коротко
постриженные волосы блестели золотыми искорками. Не будь она сверхтренированной
десантницей, могла бы сойти за сказочную принцессу.
— Дур-р-рак, — сказала она с отвращением. —
Набитый дурак.
Дмитрий, не слушая, пустился в пляс. При каждом притопе он
взлетал на высоту в два роста. Муравьи останавливались, шевелили сяжками.
Подбежал санитар, привычно провел мохнатыми щупиками по замерзшему в панике
существу. Пока уточнял диагноз, Кирилл смотрел, задрав голову, в темные тяжелые
тучи. Там началось медленное шевеление, рокотание.
— Кирилл! — послышался отчаянный вопль. —
Кирилл!
Санитар уже волок Дмитрия за ногу. Десантник вырываться не
смел, муравей был как закованный в доспехи бык. Кирилл догнал их, переговорил с
муравьем, сам не понимая половины слов, санитар неохотно и с заметным
колебанием разомкнул жвалы. Дмитрий вскочил и, ковыляя, поспешно отбежал.
— Куда он меня? — спросил он с дрожью. —
Обратно?
— В лазарет или на кладбище, — пояснил Кирилл.
— Господи, всегда в последний момент какая-нибудь
пакость случается!
Над ними начало быстро темнеть, громыхание стало громче.
Саша сказала Кириллу:
— Наблюдатели. Заметили нас, сейчас спустят площадку.
— Он знает, — сказал Дмитрий. — Вот и конец
самому долгому выходу... Честно говоря, не ожидал, что кабинетный ученый сам
возьмет на себя всю ответственность. Не увиливал от нее, а взял всю полноту
власти.
Саша быстро повернулась к Кириллу. Ее измученные глаза
быстро пробежали по лицу мирмеколога:
— Вас командировали по допуску? А прим?
Кирилл пожал плечами, а Дмитрий кивнул:
— Да. Он сам настоял. Вся полнота власти, полное
руководство операцией.
Кирилл смотрел вверх. Из туч вниз опускалось сгущение мрака,
потом начало оформляться в поблескивающий предмет, наконец оформилось в
металлический куб с грубо сделанной дверцей.
Саша тоже вскинула голову, сказала быстро-быстро:
— Подождите! Вы вправе отсрочить возвращение... Это
ненадолго. Я очень прошу вас. Кирилл Владимирович, Кирилл! Давайте заглянем вон
на тот подмаренник. Это займет минуты, зато там такое увидим... Такое! Я
обещаю.
Дмитрий нахмурился. Его щеки запали, глаза горели голодным
блеском. Когда он смотрел на Сашу, глаза его вспыхивали еще сильнее.
Кирилл ответил, чувствуя, как у самого дрожит голос:
— Я занимаюсь муравьями. Только муравьями! Вы здесь
побываете еще не раз, а я... Конечно же, я полностью за то, чтобы задержаться
на несколько минут. Но условимся! Раз делаем вид, что это я велю изменить
маршрут, то вы должны слушаться меня беспрекословно. Как слушались бы своего
ефрейтора... Ах, вы лейтенанты? Тогда как маршала.
Саша шагнула к нему, губы ее сложились трубочкой, словно бы
хотела поцеловать. Кирилл отшатнулся. Дмитрий помахал рукой, металлический куб
опустился почти на самые головы, бросая на землю яркие блики, повисел, затем
его потянули вверх теми же неровными толчками. На полпути завис, начал
опускаться, раскаты стали грохочущими. Боги спорили. Наконец куб ушел вверх.
— Послушались... — прошептала Саша, в глазах ее
было изумление.
— Ты бы видела, как он их при отправке взял за
горло, — подтвердил Дмитрий гордо, словно это он осмелился нажать на
всесильного Ногтева.
Кирилл императивным жестом «голоден, очень голоден» приковал
к месту толстенького чистенького муравья. Тот с готовностью присел, задрал
голову, жвалы раздвинулись. Плотный золотистый шар засверкал солнечными
зайчиками.
Кирилл сунул голову между острых зубцов, золотистый шар
начал уменьшаться. Дмитрий сопел завистливо, Саша судорожно дергалась
поблизости, лицо ее побледнело еще больше. Дмитрий как сомнабула приблизился к
Кириллу и, едва тот оторвался от источника меда, поспешно занял его место.
Сперва, как и полагалось, поглаживал муравья по голове,
сяжками делал ритуальные движения, потом так увлекся медом, что только держался
за основание усиков, словно за рукояти управления МИГ-29С. Сверкающие жвалы,
способные в один миг перекусить человека, касались острыми зубцами шеи Дмитрия,
но на пиру смерть не страшна, и Дмитрий ни на что не откликался, поглощая сытно
пахнущий мед.
Кирилл впервые ощутил, как напряжение уходит. Он облегченно
засмеялся, а Дмитрий, сытно отдуваясь, небрежно разомкнул жвалы, чтобы вытащить
голову, погладил ладонями вздувшийся живот. Саша стояла как соляной столбик,
глядя на них, особенно на Дмитрия, во все глаза.
