Дмитрий первым обратил внимание на некрупного, но очень
быстрого муравья:
— Вон активист! Смышленый и наиболее... реактивный.
Саша не поняла, почему Дмитрий с мирмекологом заулыбались, обменялись
понимающими взглядами. Два года назад, когда после экспедиции они проходили
курс восстановительной терапии, все трое однажды улизнули прогуляться по
Москве. Они с Дмитрием вырвались раньше, ждали Сашу. Народ в час «пик» двигался
сплошным потоком, а у «Метрополя» по крутой дуге устремлялся к арке метро.
— Вот бежит Саша, — сказал Дмитрий очень уверенно.
Крохотная фигурка сошла на проезжую часть, двинулась по
прямой. Автомобили туда не заезжали, экскурсионные монстры ушли, но пешеходы
дисциплинированно делали огромный крюк...
— Зрение у тебя! — восхитился Кирилл.
— Не зрение, вижу Сашкин характер, — засмеялся
Дмитрий. — Она в группе раньше других реагирует на малейшее изменение.
Видишь, сразу сообразила, что так можно... Активная и реактивная.
Сейчас, переглядываясь, посмеивались, глядя на Сашу,
начинающую сердиться. Кирилл предложил:
— Назовем этого муравья Сашей. Надо же как-то отличать?
Саша оскорбленно вскинулась, ее глаза полыхнули огнем:
— Почему Сашей? Что за намеки? Где у меня сяжки?
Дмитрий ласково обнял ее за плечи:
— Это самый сообразительный и реактивный мураш! А какой
красавец! Длинные лапы, что растут прямо из-под челюсти, прямая спина,
круглоглазый, хитрый, а низ брюшка...
Кирилл поспешил вмешаться:
— Он из группы активных фуражиров-охотников. Это
муравьиная элита. Каста в касте! Водит колонны пассивных фуражиров, посылает
группами, быстрее всех сканирует обстановку...
— И еще психованный, — добавил Дмитрий
некстати. — Чуть что, разевает жвалы.
Саша с сомнением следила за муравьем Сашкой. Как и Дмитрий,
уже убедилась, что среди муравьев одни более, другие менее, одни безрассудно
бросаются на любого жука, другие пасуют перед тлями... Как-то их руководитель,
чтобы показать разницу между муравьями, перегородил тропу широкой полоской
отпугивающего запаха. Фуражиры, что возвращались в муравейник, скисли,
остановились, некоторые запаниковали, стали оглядываться, выворачивать шеи,
словно ждали помощи... Наконец на тропе появился некрупный и ничем не
примечательный фуражир. Напоровшись на невидимую стену, точно так же
остановился, ощупал сяжками воздух, а потом решительно побежал через запретную
полосу. Остальные, как овцы, обрадовано понеслись за ним.
— А вон того муравья, — вдруг сказала Саша
настойчиво, в ее голосе появилась мстительная нотка, — предлагаю назвать
Димой. Я его давно заметила, но надо же как-то выделить? Муравей вполне
положительный. На аппетит не жалуется, порочащих сведений о нем нет... Храбрец.
С интеллектом не очень, но разве это порок? Скорее достоинство. Мазохин же
преуспевает!
Дмитрий заорал, протестуя, но Кирилл с уверенной властностью
утвердил. Саша к тому же забросила насчет дефицита юмора, и Дмитрий смирился,
хотя остаток дня дулся на обоих.
Дня через два песчинки под корытом чуть сдвинули. Муравьи,
привыкшие делать по два-три рейда за сиропом, растерялись, снова закружились,
сшибаясь лбами.
Дмитрий оставил гусеницу без присмотра, пошел сочувствовать
Саше. Ксерксы раздраженно бегали под кормушкой, наступали на глыбы кварца. Тут
же топтался могучий Дима, которого Дмитрий все чаще честил за
несообразительность. Он все больше находил достоинств в неторопливом, крепко
сбитом ксерксе, уже ожидая от него чуть ли не решения дифференциальных
уравнений, которые, кстати говоря, сам решать не умел.
Когда он помог Саше восстановить пирамиду на прежнем месте,
их тут же отпихнул реактивный и сообразительный, быстро вскарабкался,
напузырился сиропом. Подбежали другие, а положительный и не имеющий порочащих
связей написал только пятым.
Снова и снова разрушали пирамиду, тут же на глазах суетящихся
фуражиров восстанавливали. Где-то на сороковой попытке именно муравей Сашка
взял жвалами глыбу кварца, пронес пару шагов и уронил в основные насыпи. На
этом его помощь кончилась, раздосадованные испытатели не могли понять
обалдевшего Кирилла.
— Да вы поймите... — шептал Кирилл внеза??но
пересохшими губами, — это же похоже на сознательный акт! Нет, надо сотни
раз проверить. Мог сработать инстинкт. Мог случайно...
— А если не случайно?
— Тогда это переворот. Эпохально!
Дмитрий скривился, словно вместо сиропа хлебнул муравьиной
кислоты:
— Переворот! Пойду лучше к гусенице. Мой тезка раньше
меня сообразил, где интереснее.
Он побежал за шестиногим Димой, к которому чувствовал
симпатию. Саша повернулась к Кириллу, поинтересовалась нейтральным голосом:
— Это в самом деле важно?
— Если получилось не случайно, — ответил Кирилл
осторожно. Он в последнее время чувствовал себя стесненно с бравой десантницей,
отводил глаза, непривычно тщательно подбирал слова. — Пусть не такой
интеллект, как у шимпанзе, но все-таки такой уровень обучаемости... Правда, еще
никто не проводил здесь опыты.
Саша сказала с готовностью:
— Кирилл Владимирович, вы не стесняйтесь, командуйте
нами. Мы с Дмитрием двужильные, потянем.
Кирилл отвел глаза от страшных шрамов на ее ногах, правой
руке, сказал потухшим голосом:
— Ничего особенного делать не надо. Пока что станьте
активными муравьями.
На станцию Дмитрий и Саша являлись к ночи. Утром исчезали
раньше, чем к Кириллу возвращалось сознание. Дмитрий продолжал обучать муравья
Диму доставать гусеницу, а нетерпеливая Саша, покинув на время кормушку, не
выходила из центральной, что находилась глубоко под землей, камеры
компонотусов. Муравьи стояли плотной кучей, головами к центру, никто не
шевелился, даже сяжки почти не двигались. Здесь собралось около пяти сотен, и
так они заседали, вернее, заставили на своем вече уже третьи сутки. Запах не
менялся, сяжками не переговаривались... Обмениваются мыслями телепатически? Но
их руководитель начинает дергаться при одном упоминании о телепатии. Может
быть, он не прав, но Кирилл — начальник. Надо, чтобы даже их мысли шли с его
мыслями в ногу... Да и вообще приятно, когда твои мысли идут вместе с его
мыслями. Даже чуть-чуть следом.
На третьи сутки в глубины муравейника спустился Кирилл,
отыскал Сашу.
— Как дела? — спросил он.
Саша висела, растопырившись, на потолке, всматриваясь в
застывших муравьев. Ее лицо в слабом свете гниющей древесины было бледным,
глаза казались темными провалами.
— Я уже близко к разгадке... — прошептала
она. — Остался шажок...
— Не ты одна, — утешил ее Кирилл. —
Аристотель был уже на полшажка, Карл Линней, Ниландер, Рузский, Чашечников...
Там Забелин вызвался тебя сменить.
