Малые завихрения повлекли «Таргитай» по кругу над поляной.
Ногтев выглядел серым, даже губы стали пепельного цвета. Глаза были
стеклянными.
— Якоря! — рявкнул он.
Дмитрий и Саша выстрелили почти одновременно. Гондола
дрогнула от отдачи, но шар понесло дальше, внизу мелькали огромные
отполированные валуны, каждый в десятки раз больше «Таргитая». Саша быстро
перебежала к нитемету, нажала почти не целясь, на спусковой крючок. Пахнуло
озоном, мгновенно застывающая нить ударила в блестящую каменную стену. Гондолу
тряхнуло, занесло по дуге, затем черный куб нехотя опустился на землю.
Дмитрий выстрелил еще раз. Острие вогналось в сухой обломок
мегадерева. Из нижних люков выпрыгнули Чернов и Забелин, умело закрепили
гондолу липкими нитями, и тут же их обоих, всю гондолу, весь мир накрыло
ярко-красной, еще теплой бескрайней тканью.
Около часа прошло в беготне и суматохе, пока собирали мешок
и укрывали в ближайшей расщелине. Ксерксы растерянно метались, сшибали людей с
ног, тоже пытались тащить ткань. Ногтев лично отгонял обоих, опасаясь за тонкую
ткань.
Пока прятали мешок, ксерксы в лихорадочной спешке затащили в
ближайшую расщелину оборудование, схватили и унесли в самое глубокое место
Ногтева и Цветкову. Цветкова была на грани истерики, а Дмитрий, гордый за
простого и рыцарственного муравья, галантно объяснил, что бравые ксерксы не
думают о собственной безопасности, они бросаются спасать самое ценное, самое
дорогое... Но при изысканных комплиментах, которые вымерли еще при дворе
Людовика, он забыл упомянуть по рязанской забывчивости, что ксерксы в первую
очередь затащили в укрытие металлические баллоны с феромонами, принимая их за
личинок юного возраста.
Ногтев тоже не возликовал, когда страшные жвалы сомкнулись у
него на груди, а перед глазами замелькала земля, словно под колесами взлетающего
самолета. Он приготовился к самому худшему, но ксеркс деликатненько уложил его
на груду баллонов, умчался, тут же второй принес бледную и с закрытыми глазами
Цветкову.
Затащив оборудование из опасной зоны, где летают птицы,
снуют хищные жужелицы, прыгают пауки, богомолы и чернушки, собрав всю семью в
щели, откуда хорошо обороняться, ксерксы успокоились. А так как Ногтев сразу
расставил часовых, что было абсолютно верно и входило в первую часть программы,
у обоих ксерксов включился второй этап программы: они одновременно ринулись на
охоту. Молодая семья должна стремительно расти, дать потомство, завоевать
территорию, потеснить соседей, подчинить других муравьев, завести скот,
возделывать поля...
— Чересчур старательные дуболомы, — проворчал
Ногтев, стараясь приглушить страх, не показать его подчиненным. — Почему
не предупредили, что они будут такими активными?
— Да они всегда такие, — ответил Кравченко,
которого принесли в щель последним.
— Гм... им отводилось место где-нибудь между
сенбернарами и боевыми лошадьми. Не люблю неожиданностей.
Они вылезли из щели, готовые к тому, что их затащат обратно.
Но ксерксов уже не было в поле зрения, только Забелин и Чернов под руководством
мирмеколога старательно маскировали гондолу стеблями травы, листьев. Дмитрия и
Саши не было видно, но где-то затаились, держа поляну под прицелом бластеров.
Самые опасные часы дежурства отданы им.
Кирилл помахал Ногтеву и хирургу:
— Как убежище?
Ногтев ответил неудовлетворительно:
— Сырое, глубокое и очень темное.
— Это хорошо, — сказал Кирилл серьезно. —
Можем снимать скафандры на ночь. Ксерксам надо доверять, они лучше нас чуют...
Инстинкт!
Кравченко покрутил головой, в его глазах было восхищение:
— Как работали, а? Как атомные вихри. Без понуканий,
указаний. Как будто от скорости зависели их жизни.
— Они уверены, что от их скорости зависит жизнь всего
отводка, — сказал Кирилл очень серьезно. — Это важнее, чем
собственные жизни... Но я рад, что вы поняли, не жалуетесь.
Ногтев вскочил на горку камешков, огляделся орлиным взором.
Гондола уже скрылась под маскировочной сетью, куда умело воткнули зеленые
листики. Красный мешок упрятан в расщелине целиком.
— Что понимать, — буркнул он, не давая инициативе
уйти из рук. — Я сам отдал приказ о перебазировании в укрытие. Все как запланировано!
Эти двое тут же приступили, пока остальные на красоты пялились... Вот пример
для остальных! Хорошие парни, как в армии! Надо только проверить, не повредили
ли чего в спешке! Они нам сэкономили массу времени. Разве что переложить
кое-что иначе...
Они вернулись в расщелину. Кирилл подумал, что ксерксы,
застав вещи «разбросанными», снова переложат, сообразуясь со своими пока еще
непостижимыми нормами, но такие новости Ногтеву лучше подавать мелкими дозами.
Над гондолой по качающейся под ветром веточке конюшника
ходил взад-вперед Дмитрий. Буся на его плече сидел напружиненный, готовый
отражать атаки, защищать гондолу, стрелять из бластера, изничтожать врагов...
Собаки становятся даже внешне похожи на хозяев, мирмекофилы подражают муравьям,
а здесь Буся копирует Дмитрия так усердно, что вся станция покатывается со
смеху, только Дмитрий этого не понимает, сердится.
Вместо гондолы возвышался серый неопрятный камень, внешне
неотличимый от соседних, с прилипшими серыми травинками, наполовину вросший в
землю. Блестели серебряные нити паутины, висела засохшая мошка. Даже Кирилл с
десяти шагов не отличил бы эти блестящие сверхпрочные струны от настоящей
паутины.
— Игорь, — позвал он, — ты где?
— Здесь, — откликнулся свежий голос
Забелина, — у нижнего люка. Ногтев распорядился о круглосуточном
дежурстве.
— Но ведь люк закрыт?
— Микроб не протиснется!
— Зачем же... впрочем, полковника трудно понять. А где
неразлучный с тобой Чернов?
— Ему повезло. Саша взяла его на разведку. Ходят по
спирали вокруг места посадки.
— Повезло? Ничего нового. Когда сменишься, ты тоже
походи. Одному, конечно, еще нельзя, опыта маловато, но как раз Дмитрий
освободится от дежурства. Он всегда готов!
В голосе Забелина была откровенная зависть:
— Кирилл Владимирович, как вы не понимаете? Саша
Фетисова — женщина, удивительная женщина! Чернов сейчас ходит с ней по зеленому
лесу, сопровождает к цветам, говорит комплименты...
— Комплименты? — не поверил Кирилл. — Да она
его прибьет! Я скорее скажу комплимент атомной бомбе. Или бешеной сколопендре,
которой наступил на лапу.
Голос Забелина был печальным и мудрым, словно он был
всевидящий бог, а Кирилл глупый туземец:
— Эх, Кирилл Владимирович... Знали бы вы людей хоть
вполовину так, как муравьев.
Кирилл чертыхнулся, пошел обратно к расщелине. Знал бы людей
так, как пожелал Забелин, сидел бы в президентском кресле. Или мог бы сидеть.
Но пусть с «порождением крокодилов» возятся другие, защищают диссертации по
общественным дисциплинам, а он займется милыми муравьями и дальше.
