Холод победно загонял остатки тепла вглубь. Кирилл из
последних сил попробовал сдвинуть водяную цистерну с места. Листочку не было
суток от роду, волосики на нем упругие, восковые. Капля держится на них, листа
не касается. Хватило бы сил сдавить, перекатить с листа на землю, но еще
Архимед говорил про точку опоры...
Он рванулся из последних сил, кончики пальцев почти
коснулись огромного валуна, но пленка дернула назад, рука врезалась в ледяное
желе по плечо. Водяная сфера перерезала его наискось по груди. Сердце заломило
от боли.
Над головой прогудел тяжелый ночной жук, грузно упал рядом с
листом. Со скрежетом, расшвыривая глыбы, быстро сработал тоннель, зарылся.
Опять не повезло! Упал бы на лист, капля росы скатилась бы...
Холод подавил последние остатки тепла. Застывающими глазами
видел вспыхивающие цифры на темном ободке часов: 2 11 05, 2 11 06...
Очнулся от лютого холода, его трясло. Он стоял на
четвереньках, спину невыносимо жгло, руки и ноги были в воде, снизу тянуло
космическим холодом. Вода кипела, бурно испаряясь под косыми лучами солнца.
Вовсе не молекулы, а куски водяной пленки, ломтики воды отрывались,
отламывались, уносились вверх и тут же растворялись в воздухе.
Шатаясь, он поднялся на ноги, упал навзничь. Спину чуть
охладило, зато солнце согрело комбинезон с этой стороны, тепло побежало по
телу. Кирилл кое-как поднялся, пошел по их временной станции, цепляясь за
листья, падая, упорно выбирая залитые солнцем участки.
Когда показался нелепый бурый ком грязи, что был
замаскированной гондолой, Кирилл освоился уже настолько, что отобрал сладкий
хлебец у жучка-джунгика. Жук уже наелся, от хлебца остался лишь ломтик размером
со спинку кресла.
Возле станции его встретил белый от ярости Ногтев:
— Где ты шляешься? Тебя собирались разыскивать
поисковыми группами!
— Разыскивали?
— Нет. Я запретил. Не хочу терять и других. Да и Саша
отсоветовала. Сказала, что ты не пропадешь, еще и пленных приведешь.
— Зачем нам пленные? — пробормотал Кирилл с
набитым ртом. Рассказывать про то, как глупо попался, не хотелось.
Ногтев посмотрел на хлебец в руках мирмеколога, в глазах
начальника экспедиции появилось уважительное выражение пополам с размышлением.
Похоже, он вычислял прежние размеры хлебца.
— Ксерксы тоже на месте?
— Нет, оба ушли искать тебя. Ты за время прогулки
что-нибудь придумал?
— Еще нет.
— Ничего, — сказал Ногтев медленно. — Решим и
эту задачу.
Он проводил долгим взглядом спину мирмеколога. Хороший
аппетит у его заместителя, с виду не скажешь! Это хорошо. Кто много ест, тот
много работает. Что ж, если начальник не дурак, он умеет подобрать работящего
заместителя.
Причину катастрофы выяснили наполовину. То ли от сильного
толчка, то ли под напором ветра горелка сдвинулась в сторону. По той же редкой
случайности кран был открыт на максимум, пламя дотянулось до ткани мешка.
Ногтев учинил команде разнос за расхлябанность. Эти дни
растаскивали сухие стволы, распилив их на сотни меньших, дыру заделывали,
нервно оглядывались на каждый шорох, треск, скрип. Над головой часто
проносились жуки, размером с носорогов, трещавших как перегруженные военные
вертолеты. Часто-часто взмахивали прозрачными крылышками, бросая на землю
искорки, комарики, мошки, размерами от мизинца до слона. На земле тоже бегало и
ползало, не обращая внимания на людей.
Целую неделю воздушный мешок освобождали от будяка, латали.
Дмитрий и Саша, радуясь освобождению от технической работы, завалили экспедицию
добычей. Кирилл признал далеко не все, одно страшилище занес в каталог как
«Диплодок Фетисова вульгарис». Саша хоть и обиделась за вульгарис, но была
польщена, а Дмитрий избегался, разыскивая для себя чего-нибудь подиковиннее.
Правда, второй вид открыл не он, а его друг Дима, который
вместе с Сашей деятельно очищал заросли от потенциальных противников, стаскивал
обрадованному Хомякову. Тот не мог нахвалиться на старательных работников.
Дмитрий кисло поздравил ксеркса, а сам ушел в джунгли поглубже.
Ногтев вместе с Хомяковым обследовал ближайшие заросли, брал
образцы сока, занимался ремонтом, но Кирилл постоянно чувствовал на себе его
тяжелый взгляд, настойчиво-вопрошающий.
Из подозреваемых Кирилл исключил Ногтева, Дмитрия с Сашей,
Кравченко, затем Хомякова, Цветкову... Остались Забелин и Чернов, но стоило
вспомнить их честные глаза... Оставался он сам! Озлившись, пошел по второму
кругу. Получилось, что на диверсию способны все. Даже ксерксы, как агенты
скрытой цивилизации. Даже он, Кирилл Журавлев, мог оказаться чем-то вроде
Джеккила и Хайда!
Наконец, ремонт закончили, горелку обезопасили. Ногтев
пересмотрел пункты безопасности, ужесточил, вызвав ропот. Чудил начальник,
казарменные привычки проснулись! Атавизм.
Гондола лежала на опушке леса. Дальше тянулся луг, в воздухе
чувствовалась близость реки. Гондола самым краешком коснулась натека смолы, и
Ногтев издал грозные указы о неприлипании к живице. Ее накапало рядом целые
озера. На горизонте темнели пластинчатые горы, иногда уже расклеванные
чудовищно огромными существами Большого Мира.
Ксерксы подолгу пропадали в разведке. Оба приносили массу
живой добычи, пытались кормить Ногтева. Конфликт дипломатично улаживал Хомяков.
Отбирая добычу, приговаривал, что позаботится сам, спасибо, ребятушки,
отправляйтесь снова, сколько добра пропадает. По нему все, что не съедал он сам
и команда «Таргитая», пропадало в этом мире зря.
Постепенно ксерксы теряли жесткие волоски, на хитине
проступали следы схваток. Муравьи на чужой территории отступают без боя, но
ксерксы слишком привыкли быть сильнейшими, чтобы уходить, не давая сдачи.
В первые дни, занятые лихорадочной работой, люди не замечали
облепивших их клещей, кровотелок, сосальщиков, и Буся с Кузей устроили
настоящую бойню. Они резво прыгали с одного человека на другого, перед глазами
то и дело мелькали их драконьи тельца, в мощных челюстях с хрустом лопались
крошечные кровососы... Оба нажрались, раздулись как аэростаты, отяжелели. Лапы
едва держались за ткань комбинезонов. Когда Дмитрий в конце недели потыкал Бусе
в сомкнутые губы клещика, Буся с отвращением посмотрел мутным взором и брезгливо
отвернулся.
В конце недели Ногтев спросил у Хомякова:
— Не перебарщиваете ли со съестными припасами? У нас
гондола, не летающий остров прожорливых лапутян.
Хомяков явно встревожился, это было видно по его
участившейся речи:
— Экологическое равновесие беспокоит?.. Самолет с
ядохимикатами убивает больше, чем сто миллиардов таких экспедиций! К тому же
используем самую малость, остальное скармливаем местному населению. Круговорот
веществ, как сказано у известного вам Карла Маркса. А мы только руку набиваем.
Дескать, это вкусно, это вкуснее, а это хоть калорийное и витаминное, но для
гастрономического разврата не очень-то...
