Ему необходимо было хоть на день отлучиться из офиса и отрешиться от осаждавших его всю прошлую неделю проблем. Газетчики с телевизионщиками были повсюду. То там, то тут шныряли следователи. А один из ведущих ток-шоу даже пригласил его принять участие в программе о пропавших людях.
Виктор Орзини был недалек от истины, когда сказал, что каждое произнесенное или напечатанное слово о фальшивых документах Элен Петровик — это очередной гвоздь в крышку гроба фирмы «Коллинз энд Картер».
В субботу, незадолго до полудня, Картер уже направлялся к выходу из дома, когда зазвонил телефон. После некоторых колебаний он взял трубку. Это был Орзини.
— Филлип, я смотрел телевизор. Масло подлито в огонь. Первая известная ошибка Элен Петровик в клинике Маннинга только что родилась.
— Как это понимать?
Орзини принялся рассказывать. Кровь в жилах у Филлипа холодела, когда он слушал его.
— Это только цветочки, — заключил Орзини. — Каким страховым фондом располагает наша фирма на покрытие подобных случаев?
— Во всем мире не найдешь таких фондов, чтобы покрыть это, — тихо произнес Картер, вешая трубку.
«Ты считал, что все у тебя под контролем, — подумал он, — а на самом деле — ничего подобного». Он не был подвержен панике, но события накатывались на него уж слишком стремительно.
В следующий момент он уже размышлял о Кэтрин и Меган. Больше нечего было, и думать о неспешной прогулке за город. Он позвонит Коллинзам позднее. Ему надо знать, что они делают и что замышляют.
Когда в половине второго Меган приехала домой, Кэтрин готовила ланч. Репортаж из больницы она уже видела.
— Это, наверное, мой последний для третьего канала, — спокойно заметила Мег.
Некоторое время обе они были слишком подавлены, чтобы говорить, и ели в тишине. Затем Мег сказала:
— Мам, хоть нам самим приходится несладко, но можешь ли ты представить себе, каково сейчас тем женщинам, которые в свое время воспользовались услугами клиники Маннинга? Теперь, после случая с Андерсонами, наверное, нет ни одной, которая бы не задумывалась, а свой ли она получила эмбрион. Что произойдет, когда ошибки будут выявлены и биологические матери вместе с теми, которые выносили этих детей, предъявят на них свои права?
— Могу представить, что тут будет. — Кэтрин Коллинз потянулась через стол и взяла Мег за руку — Мегги, я прожила эти девять месяцев под таким эмоциональным давлением, что сейчас нахожусь на грани срыва.
— Мам, я знаю, каково тебе пришлось.
— Выслушай меня. Я не имею представления, как все это закончится, но одно я знаю точно. Я не могу потерять тебя. Если кто-то убил эту бедную девочку, приняв ее за тебя, то я могу только пожалеть ее всем своим сердцем и на коленях благодарить Бога за то, что именно ты осталась жива.
Они обе подскочили от неожиданности, когда раздался звонок в дверь.
— Я открою, — проговорила Мег.
Это была заказная бандероль для Кэтрин. Она сорвала упаковку. Внутри находилась записка и маленькая коробочка. Записку Кэтрин прочла вслух: Дорогая миссис Коллинз, возвращаю обручальное кольцо вашего мужа. Я редко была уверена до такой степени, как тогда, когда звонила следователю Бобу Маррону, чтобы сказать, что Эдвина Коллинза уже несколько месяцев нет в живых.
Я думаю о вас и молюсь за вас, Фиона Кемпбл Блэк".
Меган поняла, что была рада видеть, как слезы уносят хоть какую-то часть боли, отпечатавшейся на лице матери.
Кэтрин достала из коробочки тонкое золотое кольцо и сжала его в своей руке.
41
Поздним субботним вечером Дина Андерсон дремала в кровати, напичканная успокоительными. Рядом спал Джонатан. Муж с матерью молча сидели возле кровати. В дверях палаты появился акушер, доктор Найтзер, и поманил пальцем Дона, который тут же вышел к нему.
— Какие-нибудь новости? Доктор кивнул.
— Хорошие, надеюсь. Проверив группы крови у вас, вашей жены, Джонатана и новорожденного, мы обнаружили, что младенец вполне может быть вашим биологическим ребенком. У вас кровь группы А с положительным резус-фактором, у жены — О с отрицательным, у младенца — О с положительным.
— У Джонатана — А с положительным.
— Это еще один тип крови, который может иметь место, когда у ребенка кровь группы А с положительным резусом, а у родителей — Ос отрицательным.
— Я не знаю, что думать, — сказал Дон. — Мать Дины клянется, что младенец похож на ее брата в момент рождения того. По этой линии в семье присутствуют рыжие волосы.
— ДНК-анализ установит с абсолютной достоверностью, является ли младенец вашим биологическим сыном или нет, но это займет четыре недели, как минимум.
— А что нам делать тем временем? — в голосе Дона прозвучала злость. — Нянчиться с ним, любить его, чтобы потом обнаружить, что мы должны отдать его кому-то другому, кто тоже прибегал к услугам клиники Маннинга? Или нам оставить его лежать в больнице до тех пор, пока не выяснится, чей он?
— Для ребенка очень плохо, когда его в первые же недели жизни бросают в родильном отделении, — ответил доктор Найтзер. — Мы стараемся, чтобы даже самые слабые дети выхаживались родителями. К тому же доктор Маннинг говорит...
— Меня не интересует, что говорит доктор Маннинг, — прервал его Дон. — Все эти годы со времени разделения эмбриона я только и слышал, как надежно хранился близнец Джонатана, помещенный в специально помеченную пробирку.
— Дон, ты где? — донесся слабый голос. Андерсон с доктором Найтзером вернулись в палату. Дина и Джонатан не спали.
— Джонатан хочет посмотреть на своего братика, — сказала Дина.
— Дорогая, я не знаю...
Мать Дины стояла и с надеждой смотрела на свою дочь.
— Я знаю. Я согласна с Джонатаном. Я вынашивала этого младенца девять месяцев. Первые три месяца я до ужаса боялась, что потеряю его. В первый момент, когда я почувствовала жизнь внутри себя, я была так счастлива, что даже расплакалась. Я люблю кофе, но не могла позволить себе ни глотка, потому что этому парнишке он не нравится. Он так толкался внутри меня, что за три месяца мне почти не удалось сомкнуть глаз. Мой это биологический ребенок или нет, видит Бог, я заслужила его и я хочу его.
— Дорогая, доктор Найтзер говорит, что по результатам анализа крови это может быть наш ребенок.
— Очень хорошо. А теперь пусть кто-нибудь принесет мне мою крошку.
В два тридцать доктор Маннинг в сопровождении своего адвоката и администрации больницы вошел в больничную аудиторию. Представитель администрации больницы сделал следующее объявление: «Доктор Маннинг зачитает подготовленное заявление. Он не будет отвечать на вопросы. После этого я прошу всех покинуть помещение. Андерсоны не будут делать каких-либо заявлений, а также не разрешат снимать их на пленку».
