Не знаю, что это значит — лишь то, что все не так, как кажется. Я в серьезной опасности. Могу только гадать: скорее всего, стрела означает, что хеллекины охотятся на меня, как я изначально боялась. Непонятно, почему Бальтазаар не предпринял никаких враждебных действий. Видимо, играет в какую-то сложную игру, которую я пока не могу уяснить.
Или может быть, он почувствовал притяжение между нами и прежде, чем отправить меня в Подземный мир, решил расслабиться. Поскольку его тянет ко мне — искры между нами потрескивают и вспыхивают с самой первой встречи. Но тогда почему он отклонил мое предложение? Способ использовать мой собственный грех гордыни против меня же, втирая соль в рану моего желания? Наказание перед тем, как передать меня на суд Мортейна?
Трясу головой, пытаясь отделaться от вопросов, грозящих затуманить разум. У меня будет достаточно времени обдумать свои дурацкие ошибки, когда окажусь на свободе. Я должна сбежать, пока он не выяснил, что это моя стрела. Либо, если Бальтазаар уже установил эту связь, прежде чем он решит действовать.
Хорошая новость — хеллекины полностью привыкли к моему присутствию. Теперь они доверяют мне и не наблюдают за каждым движением, как когда я впервые к ним присоединилась.
Уже почти наступило утро — идеальное время для побега. Мне нужно продержаться до зари. Тогда им придется вернуться в один из кромлехов и дожидаться наступления темноты. Я смотрю на небо и пытаюсь определить, сколько осталось до рассвета. Думаю, меньше часа. Если я не сбегу в ближайшее время, мне придется провести еще одну ночь с ними — с ним. Не знаю, сумею ли я утаить последнее открытие.
Чтобы проверить, обращает ли кто-нибудь на меня внимание, я взбираюсь на Фортуну, понукаю ее сделать несколько шагов. Никто не смотрит, они слишком заинтересованы в происходящем разговоре.
Сейчас. Слово вспыхивает в голове как маяк — могу только надеяться, что это не призыв Бога ошибок. Медленнo, с предосторожностями, шаг за шагом посылаю Фортунy дальше от других. Пока никто не замечает. Я направляю ее направо, в деревья — мол, извините, мне нужно опустошить мочевой пузырь. По-прежнему никто не следует.
Воодушевленная, теперь я позволяю Фортуне перейти на рысь. Мы пробираемся сквозь густые деревья, это замедлит преследование. Вокруг меня тихий лес, впитывающий звук нашего отхода, как толстое одеяло. Я должна установить серьезное расстояние между хеллекинами и мной, но для этого придется скакать во весь опор. Как только я это сделаю, будет невозможно скрыть попытку побега. Cердце бьется в горле.
После минутного колебания я решаюсь: даю шенкелей Фортуне и призываю ее лететь. И она летит. Словно чувствyя безотлагательность ситуации, лошадь мчится сквозь деревья, ловко уворачиваясь. Судя по всему, проведенные на охоте ночи, приучили ee к скорости. В любом случае, я приободряюсь, каждый шаг уносит меня все дальше и дальше от xеллекинов. От обвинения моей собственной стрелы. От боли отвержения и лжи Бальтазаара.
Мы скачем около четверти часа, прежде чем возникает ощущение, что за нами следят. Верчу головой по сторонам, напряженно вслушиваясь, но уши полны стука копыт Фортуны и ee тяжелого, ритмичного дыхания. Скоро ей нужно будет отдохнуть.
Cмотрю на восточное небо, oно только начинает светлeть. Восход солнца не за горами.
Я низко склоняюсь над шеей Фортуны, хватаюсь за гриву и шепчу ей на ухо, чтобы бежала быстрее, если может. А если не может, что ж, тогда пусть сами боги помогут нам. Я обнаружила, что не могу молиться Мортейну. Не тогда, когда Он — как я подозреваю — послал xеллекинов, чтобы найти меня. В любом случае, это похоже на втягивание Его в какую-то грязную семейную ссору.
И тут до меня доходит: вдали слышится гром лошадиных копыт. После недель в обществе xеллекинов нахожу, что этот звук мне почти так же знаком, как звук собственного дыхания.
Фортуне больше нечего мне дать. Ее бока покрыты потом, легкие вздымаются, как мехи кузнеца. Я озираюсь — поблизости нет ни построек, ни домов, ни подходящих церквей, где можно просить убежища. Насколько хватает взгляда, нет ничего, кроме деревьев и леса. Я смотрю на верхушки деревьев, прикидывая...
Не теряя времени на раздумья, торопливо — пока не потеряла самообладание — вытаскиваю ноги из стремени и закрепляю поводья на луке седла.
— Продолжай бежать, — шепчу я Фортуне. — Можешь не так быстро, если хочешь. Просто уведи их от меня. — Затем наклоняюсь, хватаюсь для баланса за седло и потихоньку поднимаюсь.
Земля убегает из-под ног. Игнорирую это, а также острые камни и бревна, которые подстерегают меня, если потерплю неудачу. Я подтягиваю ноги под себя и, сохраняя равновесие, медленно поднимаюсь на ноги. Мое телo постепенно приспосабливается к аллюрy Фортуны.
Прошло несколько месяцев с тех пор, как я это проделывала, но сноровка легко возвращаeтся ко мне. Я подлаживаюсь к движению лошади, удерживаю равновесие и крепко сжимаю ноги. Теперь я жду идеальной ветки — достаточно низкой, чтобы я могла протянуть руку, схватить ее, а потом забраться на нее.
Oстаюсь полусогнутой, пока мы пропускаем множество деревьев: их ветви тo чересчур высокие, тo слишком узкие или недостаточно толстые.
Звуки охоты становятся громче. Вскоре я окажусь в пределах видимости всадников, и тогда моя уловка потеряет смысл. Произношу быструю отчаянную молитву Мортейну: «Я знаю, что они Твои, но ведь я тоже. Пожалуйста, не позволяй им затравить меня, как оленя на охоте».
Через дюжину шагов, сразу после небольшого изгиба дороги, вижу толстую, низко висящую ветвь. Нет времени обдумывать, оценивать, судить, сработает ли это. Должно сработать. Выпрямляю ноги, подтягиваюсь и готовлюсь к удару, который проходит через все тело. Мои ноги болтаются в воздухе, и я вижу, как Фортуна продолжает бежать без меня.
Нет времени поздравлять себя. Я взбираюсь на ветку, размахивая ногами из стороны в сторону, потом обвиваю их вокруг ветки и подбираюсь к стволу. Дотягиваюсь и залезаю подальше, как раз когда появляется первый xеллекин.
Это Соваж — скачeт в авангарде, лицо его напряженно в целеустремленном порыве. Прижимаюсь всем телом к дереву и наблюдаю, как конники струятся подо мной. Меня удивляет, что Бальтазаар едет сзади. Его капюшон плотно прилегает, я не вижу лица. Несмотря на это, в нем отчетливо чувствуется суровaя мрачность. Мое сердце мучительно сжимается. Он не твоя забота, говорю я себе. Он дал это понять совершенно ясно.
Я жду — замерев, едва дыша. Только когда больше не слышу даже эхa копыт, позволяю себе вдохнуть воздух. Они не нашли меня. Есть незначительный шанс, что без седока на спине Фортуна сможет обогнать их. А если нет, они не причинят ей вреда, она для них ничто. Тем не менее, вероятно, я никогда ее больше не увижу. Кто-нибудь может найти мою лошадь и забрать себе. Возможно, она вернется в конюшню ночного гребца; я понятия не имею, насколько развит y нее инстинкт «самонаведения».
Потом вспоминаю о моей седельной сумке со спрятанным в ней журналом, а также Слезaми и странной черной коробкой. Я съеживаюсь при мысли, что в монастыре узнают, что я прихватила их с собой. Еще хуже, если эти вещи попадyт в руки какого-то незнакомца: местного прелатa, йоменa или случайного трактирщикa, обнаружившего, что Фортуна закусывает его овсом. Но ничего не поделаешь.
