Переделкино, слывшее прежде писательским городком, выглядело теперь на редкость эклектично, это была гремучая смесь нового колониального стиля с прежним, мрачно-имперским. Деревянные, напоминающие корабли Колумба или Магеллана двухэтажные потемневшие дачи соседствовали с дворцами и жилищами всех мировых стилей, от Запада до Ближнего и Дальнего Востока.
Можно было потеряться в навязчивой многоликости крыш, стен и едва ли не крепостных ворот с телекамерами слежения, наблюдающими за любым твоим шагом по узкой дороге.
Наташе было прежде всего любопытно. Потом смешно. Потом страшно. И снова любопытно. Потому что стоило написать объемное полотно, изображающее с высоты птичьего полета, но одновременно как бы и вплотную, некий город, набрав деталей хоть бы отсюда. Это будет эффектное зрелище.
«Думаю, что такое полотно купит любая продвинутая гостиница, „Рэдисон-Славянская“ например. И заплатят не скупясь. Побольше золота и синевы, и мрачность превратится в воздушность, в течение жизни. И такая вьющаяся лента, нет, завиток, намек на присутствие реки, а не ее изображение». Наташа осеклась, вспомнив Псков и Великую.
Куда она угодила после необыкновенной и новой для нее работы в монастыре, уму непостижимо. Впрочем, угодила-то она во все это много раньше.
Глава 6
Наташа ехала в мастерскую к Терлецкому парку. Автоматизм ее поступков, по ее же определению, мог довести до идиотизма. Но выхода пока не было. Более того, его не было вообще.
Между роскошным парком и мастерской ее встретили странные молодые люди с плакатами. Проводилась кампания против так называемого видеопиратства и в защиту интеллектуальной собственности. Хорошо оплаченные тинейджеры ратовали за то, в чем не смыслили ни йоты. Они потешно кривлялись, пританцовывали и чувствовали себя превосходно, не имея никакой интеллектуальной собственности вообще.
Наташа с кромки парка оглядела верхние этажи близстоящих домов. Никаких мастерских заметно не было. Одна из квартир старого художника самочинно была превращена в мастерскую, только и всего. Место в этом смысле безопасное, никаких собратьев тут быть не может. Она ошиблась и на этот раз. Прямо на нее, правда ее не замечая или делая вид, шел Леон Танцырев по кличке Киллер, ибо это был самый нудный и самовлюбленный мазила внутри да и вне Садового кольца. Общаться с ним — убивать время наиболее эффективно и подло. Вы получите от него кучу сведений, которые тем не менее не станут вашими, ибо выветрятся из вас мгновенно благодаря особенной напыщенности и сладострастности Леона, вам будет до тошноты неприятно вспоминать любого гения, которого почтит Леон своим вниманием.
«Он может мне пригодиться, — решила Наташа, — не сегодня, так завтра. Но случайно ли он здесь оказался? Сейчас проверим».
Она спряталась за дуб, лихорадочно закурила. Только что она пришла к мнению, что любой знакомый, встреченный тут, — враг. Но Леон и без того был едва ли не врагом всякого нормального человека.
«Окружили, залихоманить пытаются, — думала она, буквально переполняясь злостью и наблюдая, как Леон все же проходит мимо. Она уже видела его широкую спину с маленьким зеленоватым рюкзачком, в котором всегда находился термос с горячим кофе и бутерброды с бараньими котлетами. — Как же я забыла, что этот красавец всегда жил где-то здесь, на, улице Металлургов».
Она закрыла глаза. А когда открыла — Леон стоял перед ней и смотрел странно.
— Тебе плохо? — спросил он. — Ты такая бледная. Что ты тут делаешь? А где твоя коса? Хотя какая мне разница. Мне кажется, ты умираешь с голоду. Может быть, ты беременна?
И Леон прочел ей целую лекцию о патологических случаях беременности, пока она уводила его подальше от мастерской, как говорится, на всякий случай.
— Я не умираю с голоду, и я не беременна, — прервала она Леона уже в каком-то кафе с другого края парка. — Простая гуманитарная акция. Я встретила подругу, Леон, вчера. А она мне тако-о-е рассказала! Да ты ее знаешь, ну ювелирша, суицидница. Пришлось нянчиться с ней чуть не до утра.
— А! — сообразил Леон. — Ирка. У тебя еще на это времени хватает. Встретились мы как-то с ней, чуть ли не на том же месте, где я на тебя натолкнулся.
Место встречи изменить нельзя.
Леон или сильно переменился за последние полгода, или имел определенную цель сейчас. Вне обыкновения он был не слишком словоохотлив. А в этом случае, ждала Наташа, непременно выскочит из его подсознания, как чертик из табакерки, насильно удержанное. Долго ждать не пришлось. Вроде бы ни с того ни с сего Леон упомянул Стаса. И даже с небывалым почтением. Как настоящего человека жизни, поймавшего удачу за хвост. Настоящий профессионал, в особом роде, конечно. Примерно так Леон высказался, хотя речи о Стасе до этого не было никакой.
— Стас такой стал умопомрачительный, Натаха, у него даже речь изменилась. Говорит, что в Европу собирается, что отъезд — дело решенное. Остались две-три деловые встречи, и он будет пожизненно вдыхать куртуазный воздух Европы. — Леон нарочито изящным жестом педераста показал, как будет вдыхать куртуазный воздух Европы умопомрачительный Стас, и продолжил, бросив на Наташу снисходительный взгляд; — А ты с этой дурой Иркой время теряешь. Стас настоящий хозяин положения. Я бы на твоем месте подумал, не связать ли с ним свою судьбу.
— Я на своем месте делаю лишь то, что хочу и могу, — ответила Наташа, насторожившись от такого поворота в мозгах Леона. Что это еще за сюрпризы? — Только сдается мне, что твой хваленый Стас не воздухом Европы будет дышать, а ждет его, сердечного, в лучшем случае пиковая дорога да в казенный дом, а там — не слишком куртуазный воздух Колымы какой-нибудь.
— Даже не знаю, что ты говоришь и зачем. Это все в прошлом.
Сейчас людей за то, что они деньги зарабатывают, не сажают.
— Смотря как зарабатывать.
— А ты что, заложить его задумала? Не советую. Стас всем пригодится. Смотри, одна останешься…
— А я всегда одна… Ты куда направляешься?
— Просто гуляю. А ты куда?
— Я же тебе сказала, от Ирки иду, домой пробираюсь.
— Так пойдем вместе до метро.
— Нам с тобой в разные стороны. Кроме того, мне в аптеку зайти надо, а я не привыкла гигиенические принадлежности при мужчинах покупать.
Наташа сделала все возможное, чтобы Леон убедился — она едет домой. Отсыпаться после общения с перманентной самоубийцей.
Сделав изрядный крюк, она вернулась к мастерской.
С мастерской у нее, как это ни странно, был связан отдых, сон. Там она немедленно и уснула. Снился звонок из Швейцарии, разговор с матерью и с Васенькой, как бы окончательно выздоравливающим.
Во сне она улыбалась и шутила.
Сквозь сон Наташа услышала звонок в дверь.
Она ничуть не испугалась, как будто телефонный звонок из ее недавнего сна просто трансформировался в этот полуптичий звонкий шелест.
