— Надо, но мы не знаем о нем ничего, — и отключаю телефон.
По-прежнему не знаем ничего.
Риша
Дура! Слабачка! Какой от меня прок? Всех подставила, никому не помогла…
Но я все еще могу! Да! Могу!
И несусь в кухню, где хватаю соль, красный перец, из кладовки выгребаю весь запас свечей. Затем возвращаюсь в гостиную, быстро скручиваю и убираю в сторону ковер. Так, теперь пентаграмма. Двойная! Соль не выпустит смерть, перец не впустит жизнь. «Морос датос, эхас новое. Морос датос, эхас новое». Пока проговариваю заклинание барьера, рисую солью круг, а перцем внутри вычерчиваю знак солнца. Да пребудет со мной сегодня Морана и снизойдет до своей нерадивой дочери.
Когда пентаграмма готова, выставляю по кругу свечи, после чего встаю в центр круга.
— Ида Морана, ди Рэя нус волас.
В ту же секунду вспыхивают свечи, начинают нещадно чадить, и скоро вся гостиная заполняется черным едким дымом.
— Ида Морана, ди Рэя во латос ди латос. Урса… орса… морос…
На смену духоте и запаху жженого воска приходит холодный мрак. Он окутывает, заполняет легкие, отчего тело стремительно остывает. А следом я ощущаю ее — богиню. Морана здесь, она дотрагивается до меня, но тут же отступает.
— Жизнь в тебе… — раздается в тишине шипящий голос.
— Повелительница, — с трудом произношу, ибо легкие сковал жуткий холод. — Мне нужна твоя помощь.
— Чего ты хочешь? — чувствую, как она летает вокруг, даже едва задевает крыльями.
— Кто явился ко мне во сне? Кто внушил мне ложные знания? — И воздух заканчивается, тело начинает сводить судорогой. Только не это…
— Если я протяну руку помощи, ты можешь остаться без жизни, что теплится в твоем бренном теле. Готова ли ты рискнуть?
— Д-да…
Мгновение спустя Морана хватает меня за голову.
— Твой разум просветлеет, твое тело содрогнется от боли, твоя душа зарыдает и очистится от морока первенца Корса де Гонзака. Узри истину, дочь моя…
И все исчезает, пропадает… я ничего не слышу, не вижу, не ощущаю. Чувства возвращаются постепенно, одно за другим. А обнаруживаю себя все в той же гостиной. На полу и мебели толстым слоем осела сажа, я и сама ею покрыта с ног до головы. Сердце меж тем бьется слишком медленно, в груди все еще давит, и дышится с трудом. Но теперь у меня есть то, что нужно Адаму. Есть имя… А главное, мой разум свободен от влияния этого выродка.
Однако только хочу подняться, как жуткая боль сковывает поясницу. Нет, вставать нельзя. Благо, телефон положила рядом, хоть тут не оплошала.
— Адам? — Как хорошо, что он всегда берет трубку. — Ищи сына Корса де Гонзака. Это он… ваш душитель.
— Как ты? Что с голосом? Тебе нужна помощь?
— Ничего. Я в норме. Ритуал вышел немного болезненный. Но ты не переживай, я в силах о себе позаботиться. Спасай свою семью, мой комиссар.
Как больно-то… с трудом поворачиваюсь на бок, прижимаю колени к животу. У всего есть своя цена. Я хотела избавиться от ни в чем не повинного дитя, вот и расплата. То самое избавление. И пусть я была под влиянием, пусть мое сознание было затуманено ложью, тем не менее, я хотела убить своего ребенка. А такое не прощается. Никогда не прощается.
Еще часы так противно тикают, словно смеются надо мной, забирая секунду за секундой драгоценного времени. И тикают долго…
А веки тяжелеют. Видимо, лучше мне уснуть, так все произойдет быстрее. Но вдруг в мою болезненную дрему врываются сначала звуки шагов, а потом и голос:
— Ну-ка, иди сюда, — ощущаю руки, потом до слез знакомый запах. — Допрыгалась.
— Прости. Прости меня… — остается только рыдать, а что я еще могу? — За все прости.
— Молчи.
— Я рада, что все-таки смогла помочь, — смотрю в эти серые глаза, такие серьезные, красивые.
— Помогла, ничего не скажешь. С этого дня ты завязываешь со всеми ритуалами. Поняла?
— Ничего не могу обещать. — Арон укладывает меня на заднее сиденье машины. Увы, но он тоже не простит. Прав был отец, я порченая оказалась. — Куда ты меня собираешься везти?
— В больницу, куда еще.
— Врачи не помогут, Арон.
Но ответа я не удостоилась. Гедель молча уселся за руль, а через какое-то время мы уже были в центральном госпитале, где меня отправили в отделение, соответствующее моему положению.
И что важнее всего, Арон остался рядом. Конечно, почти не разговаривал, разве что с врачами, а на меня только шикал и цыкал, если пыталась встрять в диалог. Но в какой-то момент мы все-таки остались наедине.
— Послушай, — беру его за руку, — мне жаль, Гедель. Мне искреннее жаль, что именно я оказалась той самой предательницей, что именно с моих слов все началось. Как ведьме мне нет оправдания.
— И ты меня послушай, Савьерри, — накрывает мою руку своей. — Я был бы сейчас куда счастливее, если бы услышал не это жалобное бормотание, а кое-что другое. Поверь, я понимаю, в каком мире мы живем, как работает магия, я полжизни изучаю различные практики, пытаюсь преумножить свою собственную силу. Так что не надо извиняться за то, что было неизбежно, что было чужим желанием, не твоим. Ты такая же случайная жертва. А вот за риск, которому ты подвергла моего ребенка, вот за это у меня есть жгучее желание выпороть тебя.
— Обещаю, если все закончится благополучно, лично принесу тебе ремень.
— Я запомню, — склоняется он ко мне и осторожно целует.
Кейна
Настя все еще спит. Возможно, оно и к лучшему, не нужно ей ни знать, ни видеть того, что скоро произойдет. Нам деваться некуда. Сукин сын все просчитал, все продумал, подготовился. Он псих, по псих очень хитрый, а главное, сильный. Даже если и есть во мне какая-то особенная магия, она еще слаба, да и владеть ею я не умею.
Все-таки правильно мама говорила, что смежный мир — это мир порочных монстров. Если среди людей главным пороком являются деньги, то здесь — магия.
— Не печалься, — раздается совсем рядом: мерзавец вернулся. — Когда ты все забудешь, то у тебя и мысли не возникнет, что я какой-то не такой. В обычной жизни я самый простой, можно сказать, человек. Как и все работаю, хожу по магазинам, люблю поваляться перед телевизором.
— А в промежутках душишь тех, кто и убийцей стать не успел.
— Некоторые успели. В остальных случаях я позаботился о проблеме заранее. Это как профилактика. И почему тебя так заботят чернокнижники? Знаешь, сколько невинных душ гибнет от их рук? Сколько гибнет детей? А я знаю. Слишком много, Карина. Считаешь, те, кто потеряли своих дочерей и сыновей, назвали бы меня маньяком, узнав о том, что я делаю? Не думаю. Скажу больше: Адам сносный детектив и не самый плохой комиссар, он хорошо работает, но тут даже он не в силах справиться. Слишком много темных засело во власти, а это влечет за собой пособничество, укрывательство и, как следствие, безнаказанность.
