Роза из совхоза
Завершив ненавистную уборку и сварив постылый борщ, полная надежд Роза, как некогда Наполеон, села составлять планы явления себя миру. Полистав светские хроники в журналах, девушка приняла решение посетить модный в то время ночной клуб и обзавестись нужными знакомствами. Каково же было ее разочарование и негодование, когда одетый в красную ливрею афроамериканец с южнорусским акцентом преградил ей путь и отправил восвоясь – увы, Роза не соответствовала дресс-коду заведения. На следующий день, выручив в ломбарде некоторую сумму за мамино кольцо и серьги, Роза обзавелась костюмчиком и туфельками на каблучке, которые очень недурственно подчеркивали ее привлекательность, а длинная коса с кулак делала образ весьма колоритным. Но несмотря на предпринятые усилия, вечером повторилась вчерашняя несправедливость.
На следующий день разочарованная Роза бродила по городу, вернее, по тем его райончикам, где ее могли увидеть интересные люди: гуляла она мимо телецентра Останкино, слонялась неподалеку от Мосфильма, прохаживалась мимо театральных ВУЗов и Шаболовкой телебашни. Приманка выглядела отменно, но рыба клевать не спешила. Мужчины мельком бросали на нее взгляды и торопились дальше по своим делам. Как говорится, в конец измотавшись и несолоно хлебавши, наша мадам вернулась домой.
Утром был выходной, и сестра Розы планировала сладко отоспаться в мягкой кроватке. Но увы, нашим планам не всегда удается воплотиться в жизнь. Сестре снилось теплое ласковое море. Но постепенно легкий всплеск перешел в рокот – поднимался шторм. Нежная лазурь окрасилась серо-черными красками. На небе блеснули молнии, а на горизонте возник смерч, и стал быстро надвигаться на сушу. Откуда-то донесся визг сирен, и сестра оказалась уже не посреди разбушевавшейся стихии, а в блокадном Ленинграде. Сирены визжали все громче, предвещая налет вражеской авиации, и сестра в ужасе проснулась. Однако сирены не затихли, а превратились в вой и рев бившейся в истерике Розы. «Блицкриг» провалился и разлился по квартире криком отчаяния первой девки на селе, мамкиной любимицы, привыкшей все желаемое получать без труда и сразу, избалованной до самозабвения, засыпанной похвалами и комплиментами, сформировавшими у нашей красавицы феноменально высокое самомнение. И вот она, первая утрата, первый облом. Москва не спешила падать к ногам Розы, и вместо праздной красивой жизни ее ждали кастрюля и метла.
А также настой валерьянки и пустырника обыкновенного, разведенного перепуганной и невыспавшейся сестрой, которой навсхлипывавшаяся вдоволь девица поведала о своих неудачах.
Наташа – так звали Розину сестру – пообещала брать Розу с собой на всяческого рода вечеринки и публичные мероприятия, а также посоветовала кузине обратиться в студию звукозаписи, чтобы сделать профессиональную запись одной-двух песен, а затем искать продюсера, готового взяться за явление Розы миру. Порешив на том, дамы испили утренний кофе. Успокоенная Роза пошла мечтать в занимаемую ею комнату, а вот Наташе так и не удалось больше уснуть и искупаться в таком ласковом и теплом море… Се-ля-ви!
Она хочет петь, но Петь не хочет ее
Несмотря на мерзкий моросящий дождь, порывы ветра и прочую мокромерзость погоды средней полосы, разряженная и напомаженная Роза, как некогда рассекающий лед атомоход «Ленин», уверенным шагом шла к своей цели. И вот наконец показалась заветная дверь с вывеской «Студия звукозаписи Покатилья».
Студия находилась на втором этаже районного дома культуры и представляла из себя две небольшие комнатки в самом конце длиннющего коридора, сразу за несколькими техническими помещениями. Вероятно, подобная дислокация не являлась случайной и являла собой пример проявления высшего человеколюбия и заботы о ближних, так как оберегала уши прочих арендаторов и их посетителей от звуков, издаваемых соискателями славы. В студии работали молодой звукорежиссер Илья Покатушкин и два его помощника. Воспользоваться услугами более помпезной компании у Розы возможностей не было. Репертуар будущей звезды не отличался разнообразием и состоял из знаменитой русской песни про мороз. Ну можно было прибавить «Рябинушку» и еще что-нибудь протяжно-плаксивое.
Наконец Роза с надетыми на нее наушниками удивительно походившая то ли на Чебурашку, то ли на иного персонажа из старых добрых советских мультфильмов поняла, куда ей нужно петь, и волшебные звуки полились в уши кудесникам от музыки. Илья Розу не останавливал – он сразу понял, что смысла в этом нет. Несмотря на возраст, Илья уже имел за плечами некоторый опыт, и вопросы наподобие «А кто ей вообще сказал, что она певица?», «А она сама себя слышала?» или «Может ли быть что-либо более профнепригодное?» его больше не беспокоили. Гораздо интереснее был моментально включившийся калькулятор – есть ли у дамы «бабки» и во что выльется работа, если попробовать из этого полушепота-полукудахтанья-полукрика слепить что-либо членораздельное и удобовоспринимаемое ухом человеческим.
Вот эти-то вопросы, без намеков и обиняков, были поставлены перед нашей дивой, как только с «Морозом» было покончено. Возмущенной барышне прокрутили записанный материал и объяснили, что в таком виде это нельзя ставить даже в подземном переходе – побьют. Роза попросила позволить ей спеть еще раз, на что циничный негодяй Покатушкин парировал: «Нет рУбля – нет дУбля». Да и смысла нет – лучше все равно не будет. Затем Илья попросил Розу подождать и, обработав первую фразу песни, дал ей послушать. Чуда не произошло, и бархатно-серебряные переливы в студию не полились. Зато исчезли многочисленные дыхания, придыхания и задыхания, а концы слов больше не были оборваны и сдавлены, как последний хрип умирающего от асфиксии. При большом желании это вполне можно было вынести. Счет был выставлен, и убедившаяся в необходимости его оплаты девица зашагала продавать последние мамины побрякушки, щедро отданные ей на «черный день». А день и впрямь выдался непогожим.
Через два дня Роза принесла Покатушкину деньги и забрала кассету. Напоследок Илья, который успел убедиться в решимости сельской Афродиты снискать всемирную славу, а главное – в ее способности принести деньги, посоветовал ей обратить внимание на что-нибудь менее известное и классическое, а попробовать записать легкий песнячок типа «Клатч и финтифлюх», который недавно написал его товарищ и дал ему на обработку. Но когда на вопрос, сможет ли Роза спеть с листа, девушка ответила, что глистов у нее нет, Илья осознал, что дальнейшее обсуждение творческого сотрудничества бесперспективно. Однако, отлично понимая, что без звукозаписи и фонограммы Роза не сможет выступать никогда, на всякий случай сделал ей пару комплиментов и предложил устроить на неплохую работу, которая, возможно, поможет Розе обратить на себя внимание нужных ей людей. А в благодарность за это взял обещание, что если когда-нибудь она еще будет записываться, то делать она это будет исключительно в его студии.
Ушлый Покатушкин моментально оценил самобытную красоту Розы и не ошибся, предположив ее исключительную фотогеничность. Это и был, пожалуй, единственный ее талант. Чтобы не распугать народ, ей не нужно было ни петь, ни говорить, ни ходить – это она делала откровенно плохо. Ей нужно было фотографироваться. Под стандарты фотомодели она не подходила, но это было и не нужно. Илья позвонил своему давнему приятелю – фотографу, который снимал уголок при доме быта, и использовал его как фотоателье и полиграфию. Также он выполнял заказы на изготовление афиш и рекламных буклетов от популярных столичных клубов. Так Роза и оказалась его моделью. Не ошибся Илья и в психологии: Роза была слабым, недалеким, самовлюбленным и истеричным человеком, а для людей с таким характером характерно даже при отсутствии благодарности попадать в эмоциональную зависимость от тех, кто когда-либо оказал им помощь. Эта встреча стала для звукорежиссера Ильи Покатушкина поистине судьбоносной, и впоследствии ввела его в высшие эшелоны отечественного шоу-бизнеса.
