Да и, честно говоря, он пока не был готов к общению. Несмотря на то что после вмешательства эскулапов он чувствовал себя великолепно, последние несколько дней оказались слишком насыщенными, слившимися в одно непрерывное испытание души и тела. Врачи почистили организм, но разбираться с внутренним миром предстояло самому. Надо было переварить лавину информации, которую он пропустил через себя за эти дни. Что говорить — по его внутренним часам он совсем еще недавно разглядывал Светку, лопал картошку и спорил с Михаилом. Поэтому Антон тут же поставил себе статус «недоступен», понимая, что иначе придется объясняться со множеством знакомых и друзей прямо на ходу.
Глава 8
После глобального изменения климата начала — середины века погода летом в Москве стала намного более влажной и зачастую прохладной, одаривая вместо этого город теплыми и сухими весной и осенью. Вот и сейчас небо над городом затянуло облаками, и, хотя дождя пока не было, его предчувствие буквально витало в воздухе.
Стена с нелепыми обоями в виде повторяющихся жилых капсул дождалась хозяина. Вернувшийся домой поздно ночью Антон даже не обратил на нее поначалу внимания. Однако с утра, едва проснувшись, первое, что он сделал, — убрал дурацкие отражения, включив вид на Дом Врача, передаваемый одной из камер на ближайшем небоскребе. Знакомое с детства здание после возвращения из Подмосковья неожиданно стало выглядеть по-новому. Антон, лежа в кровати, рассматривал его, пытаясь определить, что же в нем изменилось.
Дом Врача считался одной из достопримечательностей Большой Москвы. Если верить Сети, то абсолютно новаторское во всех отношениях здание сохранило элементы стиля так называемого сталинского ампира. Антон не поленился и поглазел на когда-то величественные образцы этого направления — несколько сохранившихся жилых домов, старое здание университета, гостиницы. Посреди высотной застройки Центра теперь они терялись, но можно было представить, как они возносились над окружающим городом в прошлом, когда их только построили. Очень узнаваемый ступенчатый силуэт, устремляющийся ввысь к центральной башне здания, брал свое начало еще в древней русской архитектуре. Именно это ступенчатое стремление к центральной доминанте и сохранилось в новом здании Дома Врача.
Во всем же остальном они были чудовищно разными. Светлая отделка стен зданий сталинского ампира, испещренная рядами окон и манящая разноуровневыми балконами, портиками и башенками, резко контрастировала с темно-серой мрачной поверхностью нового сооружения, монотонно гладкой, лишенной видимых отверстий и деталей. Богатство декора и мелкомасштабную фактуру старой архитектуры заменил сложный ступенчатый хаос вертикально стоявших, подобно сталагмитам, плотно сжатых соседями, громадных параллелепипедов. В солнечные дни эти точеные грани переливались, маня зрителя игрой света и тени. В пасмурную же погоду они наливались мрачной угрюмостью скалы, сражающейся с вечным океаном.
На Антона, родившегося и выросшего в Измайлове, Дом Врача всегда производил впечатление триумфа человеческого разума. Ощущения, похожие на те, которые порождало это здание, он испытал, когда посреди летнего душного поля за ним прилетела камовская летающая машина — резкий контраст между пасторальным сонным пейзажем и стремительной дерзкой техникой, покоряющей пространство и время.
Но сейчас что-то изменилось. Грандиозные масштабы здания, царапавшего своим главным шпилем унылое серое небо, съежились — память невольно сравнивала их с тем синим небом от горизонта до горизонта, накрывавшим все — и поле, и лес, и поселок, и этот город. Антон наконец сообразил: за всю свою жизнь он ни разу не видел такого неба. Увиденное исказило его внутренний масштаб мер, заставило смотреть на человеческие сооружения с другой точки зрения.
У него был обещанный выходной, поэтому Антон не торопился вылезать из кровати. Интерфейсы оставались недоступными для друзей, и он не торопился их включать. После перенасыщенных событиями дней накануне хотелось побыть в тишине, немного подумать. Одна только маленькая зудящая заноза не давала расслабиться, почувствовать себя снова дома. Он больше никогда не увидит ни тот поселок, ни тех людей, никогда больше не попробует жареной картошки, не увидит, как бьется на тонкой паутинке живая рыба. И что толку от того, что он не умрет, укушенный ядовитым пауком или заразившийся неведомой инфекцией? У него отобрали выбор! За него решили, как ему будет лучше!
Антон прекрасно знал, что, живя среди людей, обязан следовать человеческим правилам — это было понятно и естественно. Но сейчас, лежа в постели, он вдруг осознал, что правила — это не данный свыше идеал, а всего лишь набор запретов, созданных людьми. Какие-то из них являются абсолютно естественными, какие-то выверены жизнью поколений, какие-то оплачены кровью, но есть и такие — их не может не быть, которые неадекватны или созданы в интересах определенной группы людей или даже отдельных личностей. Он понимал, что не ему решать, какие из них правильны, а какие нет. Но он и не собирался бунтовать! Он лишь спрашивал, почему у него нет выбора?! Почему он обречен жить и умереть в городе? Почему он не может решать, как распорядиться собственной жизнью?
Вопросы мучили и беспокоили его. Он ощутил острую потребность обсудить это хоть с кем-то, посоветоваться, выяснить, в чем он не прав. Но с кем?
Антон привычно залез в санитарный модуль, потом позавтракал новым рационом, неосознанно избегая в каталоге упоминаний о картофеле или цыпленке. Убрал отходы в утилизатор и задумался: открыть доступ для друзей или пока повременить, а вместо этого заказать пропуск в гимнастический зал?
Открыв интерфейс, Антон быстро обнаружил, что по причине выходного дня ближайшая свободная ячейка в спортзале будет не раньше чем через час. Забронировал ее — и тут же получил вызов от Ивана — тот просил разрешения на соединение.
— Антон, доброе утро!
— Доброе.
— Смотрю, ты все еще держишь себя недоступным. Какие-то проблемы?
— Да нет. Устал просто. Неохота опять рассказывать все.
— Ты знаешь, обычно люди, напротив, спешат поделиться с другими — таким образом мы как бы переносим события в прошлое, фиксируем, что все уже закончилось.
— Ну если бы я выиграл приз в Сети или совершил что-то необычное, то, конечно, поспешил бы поделиться со всеми. А вспоминать еще раз, как чуть не утонул, — удовольствие сомнительное.
— Не совсем так. Но не будем об этом, — с сомнением в голосе согласился новый знакомый. — Я к тебе по другому поводу. У тебя полчаса не будет? Если не готов к разговору, то можем перенести. Только не затягивай, хорошо?
— Да нет. Готов. У меня ячейка через час. Давайте поговорим.
— Это по поводу твоего знакомого — Михаила. Расскажи подробно все, что он тебе или не тебе — не важно, говорил.
— Ладно. А чем он так интересен — вроде обычный мужик?
— Ну как тебе сказать? Он у диких довольно известная личность. От его позиции часто зависит, какое решение они примут. Не то чтобы у него была какая-то власть, просто они прислушиваются к его мнению. Такие люди иногда важнее реальной власти, понимаешь?
