Толчок в плечо — отдача, которой пугали Антона, не показалась ему чем-то особенным. Сам выстрел растянулся для него по времени, превратившись в почти медитативный процесс: спокойствие, редкий пульс, слабое дыхание, расслабленные мышцы и полуспящие внутренности — он специально не завтракал сегодня, короткий тихий выдох — ты словно повисаешь в мимолетной нирване, ловя ее краткую недвижимость, и только неуклонное медленное давление на спусковой крючок — не очень хороший, с отчетливыми рывками и слабиной в ходе простенького механизма, заканчивается взрывообразным разрядом, который не трогает тот мир, уже поселившийся внутри.
Три выстрела — три погружения. Антон не закрывал веко — зачем лишний раз напрягать мускулатуру, если мозг все равно видит только то, что транслирует ему ведущий глаз. Странное ощущение: он как будто получил удовольствие от этого безумного сочетания совершенного внутреннего спокойствия, необходимого, чтобы править холодным оружием убийства, разряжающимся бешеной энергией выстрела, и внешнего пароксизма освобождения.
Один из зрителей поплатился за свое любопытство — Сергей Анатольевич отправил его к мишени. Пока тот брел по мокрой траве, Антон поймал себя на том, что перестал думать о маске — на мгновение он даже решил, что она ему больше не нужна. Но быстро опомнившись, вновь нацепил ее на голову. Сразу же стало плохо видно, и так как парень уже добрался до цели, Антон сбросил ее. Парень застыл, а затем указал рукой куда-то в верхний левый угол щита. Наставник махнул ему рукой — мол, заклеивай и давай обратно.
— Ну что же, одно попадание — уже что-то. Сейчас проверим твой карабин и еще постреляем.
Антон хотел спросить, что значит «проверим», но передумал. Результат его огорчил. Стрельба подарила ему внезапное спокойствие, расслабила его. Ему казалось, что, несмотря на его неопытность, он что-то почувствовал, что-то понял и потому ждал чего-то получше, чем единственная пуля, просвистевшая над ухом деревянной цели. Приближавшийся по уже натоптанной тропинке боец, правда, выглядел каким-то притихшим — не улыбался, не хохмил. Что-то не так?
Очень быстро выяснилось, что в краю щита, куда он показывал издали рукой, сидели рядышком, как птенчики в крохотном гнезде, все три попадания новичка, никогда до этого не державшего в руках оружия.
— Так, — нахмурился дядька. — Считаем, что свои десятки ты выбил. Ну-ка, дай карабин.
Он извлек пенал с инструментом, немного поколдовал над мушкой, зачем-то закоптил ее пламенем обыкновенной спички и вернул оружие валявшемуся на плащ-палатке, подперев голову рукой, как красавица на картинах Возрождения, Антону.
— Ладно, парень. Упор этот убираем. Стрелять будешь с руки. Знаешь как?
— Ну, догадываюсь.
Дядька посмотрел минуту на то, как Антон пытался устроиться с тяжелым оружием в руках, и не вытерпел:
— Так, с тобой все ясно. Вставай, смотри, как надо.
Он улегся на плащ-палатку вместо Антона, подогнал антабку и ловко пристроил ствол на ладони согнутой руки, надежно зафиксированной петлей ружейного ремня.
— Ясно?
— Ага. Только у меня руки длиннее, — заметил парень.
Зрители, впечатленные стрельбой новобранца, оставили свои насиженные места и, сгрудившись за спиной Антона, разглядывали невиданное зрелище — Сергея Анатольевича, не просто изменившего своему излюбленному положению на линии огня — сидя на пеньке за спиной бойцов, но и лично улегшемуся на подстилку, чтобы продемонстрировать странному городскому навыки стрельбы из положения лежа. Тот, видимо, почувствовал, что переусердствовал, нахмурился, молча поднялся на ноги и, не говоря ни слова, взмахом руки отправил на нее Антона. Зрители ретировались от греха подальше, оценив молчаливость наставника. Антон же, не торопясь, принялся подгонять снаряжение. Новое занятие захватило его, чему способствовало терпеливое молчание хмурого дядьки.
Вдох — выдох. Антон полежал, закрыв глаза, пытаясь оценить удобство позы и новые ощущения напряжения, открыл их, и обнаружил, что оружие смотрит совсем не туда, куда он его перед тем направил. Легкий удар по ноге подсказал, как поступить. Парень немного сместился, поправил неудобную позу и замер, спокойно разглядывая болтающийся в такт дыханию кончик ствола.
— Я готов, — через некоторое время сообщил он.
Сергей Анатольевич наклонился и аккуратно положил рядом с ним, а не просто бросил, как ожидал Антон, на плащ-палатку магазин с тремя патронами.
Стрелять с руки оказалось совершенно иным, чем рассматривать мушку неподвижно замершего на надежном упоре оружия. Даже задержав дыхание, было совершенно невозможно его успокоить — мушка чутко ловила не только слабый пульс и непроизвольные сокращения мышц, но и охотно реагировала на попытку приложить давление к спуску. Сразу же стали заметны все недостатки механизма и неудобство рукояти — ступенька после выбора свободного хода отзывалась вилянием мушки, нарастающее напряжение длинного тугого хода крючка сдвигало ее вверх и в сторону, напряжение мелких мышц руки, пытавшихся сохранить оружие в неподвижности, заставляло ствол хаотично колебаться. К тому же, несмотря на тишину за спиной, Антон чувствовал нетерпение наставника и зрителей и полностью отрешиться от их присутствия не мог. Они давили и требовали: стреляй!
Дважды хлестко ударили по ушам выстрелы, и только на третий раз он смог попасть в то же состояние, которое так обрадовало его сначала — состояние равнодушной прострации и спокойствия, сохранившее лишь тень далекой цели, якорь, связывающий его внутренний мир и реальность, — нарастающее давление спускового крючка на равнодушный палец Антона. Оружие прыгнуло, толкнуло стрелка в плечо, подбило его щеку, в ушах зазвенело эхо ударной волны. Как через вату, заученно извлекая магазин и передергивая затвор, он услышал команду наставника — второй зритель дождался своего часа и покорно отправился к мишени. Сергей Анатольевич сделал ему знак рукой — лежать.
Сладковатый запах сгоревшего пороха шевелил ноздри, небрежно брошенная рядом маска блестела налипшей влагой. Антон застыл, наслаждаясь спокойствием и тишиной подмосковного утра. На мгновение ему даже показалось, что не только зритель исчез из вида, нырнув куда-то в глубину оврага, но и наставник потихоньку ретировался, оставив его одного. Но мгновение спустя позади раздалась очередная команда — и отдыхавший боец бросился собирать отлетевшие гильзы.
Результат ожидаемо не впечатлил — все пули попали в щит, но изумительной точности стрельбы с упора уже не осталось и следа. Тем не менее, судя по всему, Сергей Анатольевич был чем-то чрезвычайно доволен, если неожиданно разродился короткой похвалой:
— Молодец, Антон! — немного помолчал, щелкая за спиной патронами, и, вручив парню очередную порцию в снаряженном магазине, добавил: — Выбьешь у старосты патроны, приходи в воскресенье. Покажу тебе кое-что.
Очень хотелось показать результат, оправдать нежданную похвалу, но пересилило ощущение счастья, мелькавшее где-то рядом во время стрельбы, и Антон, наплевав на результат и замерших зрителей, отстрелял последние боеприпасы почти в бессознательном состоянии. На удивление, выстрелы отгремели довольно быстро, хотя парню казалось, что он надолго выбыл из этого мира.
