— Так что, вашбродие, трубки-то я исправил! — бодро отрапортовал кондуктор. — Можете таперича сами команды подавать, и в румпельном услышат, и в машинном! Немного еще обождите, я и привод штурвала исправлю. Там забот на рыбью ногу: штуртросы под палубой перебило, срастить, и всего делов!
Сережа кивнул командиру «Колдуна» — потом, мол, договорим, — и поспешно нырнул в рубку.
IV.Заботы и сюрпризы
Веселаго и прочих спасенных с «Колдуна» передали на берег в Военной Гавани, где «Стрелец» отшвартовался три часа спустя. Вместе с ними в госпиталь отправили и своих раненых, в том числе, Повалишина и старшего артиллериста. Сгрузили на берег и мертвые тела — девять нижних чинов и два офицера. У оставшихся в живых не было ни времени, ни сил проводить погибших товарищей как положено: торжественным построением и молебном. Как только смолкли орудия, все, кто держался на ногах, принялись приводить в порядок машины и механизмы. Категорический приказ начальника отряда вице-адмирала Бутакова требовал справиться с ремонтом своими силами, и чем скорее, тем лучше. Всем было ясно — бой в Северном проливе всего лишь первый из многих; да, русскому флоту на этот раз сопутствовал успех, но это еще далеко не победа в войне. И даже не победа в кампании — навигация только началась, англичанам ничего не стоит прислать на Балтику подкрепления. Вон сколько еще у них броненосцев, даже за вычетом тех, что сейчас в Мраморном и Средиземном морях…
Так что матросам оставалось только с тоской поглядывать на причал, возле которого стоял «Стрелец», на ряд пакгаузов, за которыми располагались улочки с питейными и прочими заведениями. Офицерам было не слаще: распоряжение начальника Бригады и авральный ремонт лишали их возможности повидаться с родными и близкими. Приходилось довольствоваться кратким свиданием на пирсе — со слезами, объятиями, торопливыми поцелуями и благодарственными молитвами Николе-угоднику за то, что отец, или брат, или муж вернулись живыми и невредимыми.
Сережа пребывал в некоторой растерянности. Согласно приказу выбывшего командира он командовал теперь «Стрельцом». Вестовой, посланный к начальнику отряда с кратким рапортом и просьбой о замене, принес записку: «Некогда, голубчик, вы уж сами справляйтесь.»
Положение исполняющего обязанности командира позволяло ненадолго сойти на берег, хотя бы для того, чтобы отрапортовать о потерях в личном составе, повреждениях и ходе ремонта. Мичман даже обязан был сделать это — распоряжение Бутакова предписывало явиться в Морской штаб с докладом на следующий день, через два часа после подъема флага. Сереже смерть, как хотелось воспользоваться оказией и навестить Повалишиных — узнать, как дела у командира в госпитале, успокоить его супругу и, если повезет, встретиться с Ниной. В глубине души юноша ждал, что девушка, подобно женам, матерям, невестам других офицеров явится в Военную гавань, чтобы хоть мельком увидится с ним. Увы, прождал он напрасно. Впрочем, горевать по этому поводу было особо некогда — на мичмана навалилась масса неотложных дел. Старшего офицера, этой палочки-выручалочки командира в любых внутрикорабельных делах нет: несчастный Вацлав Карлович, прежний старший офицер погиб боевой рубке, и заменить его пока некем. Так что Сережа в сопровождении верного Каблукова (кондуктор оказался поистине незаменим и в бою и во время аврала) носился по кораблю, составлял списки повреждений, принимал рапортички с перечнем требуемых для починки материалов. И повсюду требовал ответа на главный вопрос — «Когда будет готово?»
Офицеры-сослуживцы, ставшие теперь подчиненными (хотя многие и были старше по чину) с пониманием отнеслись к трудному положению, в которое попал юный мичман, и лишних сложностей не доставляли. В иных взглядах явственно читалось — «Уж лучше ты, дорогуша, чем я!» Сережа сделал робкую попытку временно назначить старшим офицером корабельного минера, но тот стал перечислять срочные работы, которые без его личного участия непременно встанут: замена разбитого машинного телеграфа, ремонт динамо-машины, забарахлившей от сотрясений при попаданиях и собственной пальбе, срочная ревизия всей гальванической проводки… В запарке мичман не заметил, как стемнело и опомнился лишь, когда вахтенный сигнальщик явился за приказом играть к спуску флага — этот ежевечерний обязательный, как заход солнца, ритуал отменить не в силах ни аврал, ни срочный ремонт, ни даже внезапный визит на судно члена августейшей фамилии.
* * *
Из здания Морского штаба мичман Сережа Казанков — нет, уже лейтенант Сергей Ильич Казанков! — вышел, обуреваемый противоречивыми чувствами. Во-первых, присвоенный внеочередным порядком, без соблюдения положенного плавательного ценза, чин лейтенанта. Во-вторых, в довесок к чину Сережа получил официальное назначение на должность командира башенной броненосной лодки «Стрелец». «Не тушуйтесь, дюша мой, — говорил Бутаков, — отличнейше справитесь, невелика хитрость. До сих пор ведь справлялись, верно? Зато — командование кораблем, да еще и во время боевых действий! На войне карьеры быстро делаются, либо грудь в кустах, либо голова в крестах! „Стрельцу“ вашему досталось не так сильно, как иным прочим, так что вводите поскорее его в строй, не сегодня — завтра ваши пушки нам понадобятся. За богом молитва, а за царем служба не пропадет: усердно послужите, и к концу кампании, даст бог, станете капитан-лейтенантом!»
Бутаков знал, о чем говорил: он и сам только что получил высочайшее распоряжение принять под свое начало весь броненосный флот Балтики. Вместе с этим долгожданным для балтийцев-броненосников назначением Григорий Иванович получил орлы полного адмирала. Воистину, в эти дни все делалось с непривычной для неповоротливой административной машины, расположившейся под шпицем, стремительностью…
Что ж, теперь он, Сережа Казанков, официально становится «первым после бога». Передавая бумаги о назначении, адмиральский адъютант поведал, что ночью в Южном проливе был большой бой: наши минные катера имели успех, потопив один и подорвав то ли два, то ли три британских броненосца. В ночных схватках отметились и мониторы, прикрывавшие отход катеров. Большая убыль офицеров, так что Адмиралтейство сейчас собирает мичманов и лейтенантов с береговых и вспомогательных должностей, чтобы занять открывшиеся вакансии на боевых кораблях, и особенно — на минных катерах.
Сережа осторожно осведомился о судьбе спасенных с «Колдуна». У него еще вчера мелькнула мысль, что неплохо заполучить кого-то из них на «Стрелец». Адъютант, покачав головой, поведал, что «колдунские» уже расписаны по другим судам; с командиром же, капитан-лейтенантом Веселаго приключилось несчастье. Оказавшись на берегу, он сперва проявлял беспокойство, потом речь его стала невнятной, и он сделался буен. Пришлось связать несчастного и немедленно отправить в Морской Госпиталь, где он сейчас и пребывает. Что касается бывшего командира «Стрельца» (адъютант так и сказал — «бывшего», что неприятно царапнуло Сережу), то за него можно не беспокоиться: эскулапы из Морского госпиталя посулили поставить кавторанга на ноги не позже, чем через месяц.
