– Не слишком практично в плане коммерции. – отозвался Греве. Беседа шла на английском языке – как и большинство флотских офицеров, барон владел им в совершенстве.
– Таков уж он был. Став владельцем судоходной компании, Петер пользовался любым поводом, чтобы выйти в море. И в рейсах на «Луизе-Марии» он всегда брал особые грузы: ценные сорта дерева, животных, хлопок, фрукты, пряности, ткани, почту…
– А как же с нынешним содержимым ваших трюмов? Армейские винтовки с патронами – это, согласитесь, не похоже на рулоны шёлка и чёрное дерево!
– Мой супруг всегда был без ума от оружия. И даже вложил немалую сумму в акции льежских оружейных мануфактур, на которых, кстати, изготовлены эти винтовки. А его коллекция пистолетов и ружей соперничает с собранием короля Леопольда Второго!
Барон покачал головой.
– Но, мадам, именно этот груз может стоить вашей компании прекрасного судна. Не жалеете?
– Что вы, Шарль! – женщина мило сморщила носик. – Это так увлекательно! Сидя в сонном Брюсселе, я бы никогда не испытала подобного!
Лёгкий шквалик догнал «Луизу-Марию» полосой пенной ряби, сорвал с собеседницы шляпку, и та покатилась по палубе.
Камилла ойкнула, мулатка – она дожидалась шагах в десяти от собеседников – со всех ног кинулась догонять беглянку. И не успела – шляпка подскочила, ударившись о шпигат, и канула за бортом.
– Какая ты неуклюжая Лиззи! – женщина огорчённо всплеснула руками. – Это была моя любимая шляпка… Простите, Шарль, мне надо привести себя в порядок. Вы же видите…
И провела рукой по волосам. Греве судорожно сглотнул. Ветер растрепал каштановые волоса, уложенные в изысканную причёску, и Греве захлестнуло волной сладко-пряного запаха.
…сандаловое дерево? Похоже…
– Сожалею, мадам, о вашей утрате…
Камилла поднялась. Мулатка была уже рядом – она испуганно глядела то на госпожу, то на её собеседника.
– По вечерам я обыкновенно пью у себя в каюте шоколад. – сказала женщина. – Если хотите, можете составить мне компанию. Я пришлю за вами Лиззи.
– В котором часу, мадам?
– Как это у вас называется… – женщина очаровательно наморщила носик в раздумье. Барон почувствовал, что его сердце пропустило удар. – После седьмой склянки – так, кажется?
– Семь тридцать пополудни, мадам. Я буду ждать.
– Вот и чудесно, мон ами!
И упорхнула, оставив за собой дразнящий аромат сандалового дерева.
– …впервые туда стали ссылать преступников ещё в тысяча семьсот восемьдесят девятом году, по решению британских властей Бенгалии. – рассказывал Греве. – Причём, европейцев на Андаманские острова тогда почти не везли. А после восстания сипаев возникла необходимость куда-то деть осуждённых рядовых участников восстания – вот на островах и устроили каторгу самого строгого режима.
Кают-компания «Крейсера» была полна. После третей полуденной склянки офицеры, за исключением вахтенных, разумеется, собрались, чтобы послушать доклад барона. Капитан-лейтенант Михайлов, следуя вечному армейскому принципу «инициатива наказывается исполнением» велел Греве извлечь из судовой библиотечки максимум сведений о цели будущего набега. Барон, перебравшийся по такому случаю, назад, на клипер, два вечера просидел в кают-компании, обложенный книгами и подшивками газет, вздыхая про себя по прекрасной Камилле, скучающей на «Луизе-Марии» без его общества. Но время было потрачено не зря – с результатами своих трудов он и знакомил сейчас офицеров «Крейсера».
– Значит, Карл Гу… э-э-э… Францевич, каторжане – это, по большей части, туземные солдаты, сосланные туда после беспорядков пятьдесят девятого года?
Старший офицер клипера (единственный, кто дал себе труд запомнить правильное имя-отчество барона) на правах хозяина кают-компании старался поддерживать интерес к теме. Не самое простое занятие: иные офицеры, настроившиеся перехватить часик-полтора сна после обеда, откровенно позёвывали, прикидывая, надолго ли хватит докладчика.
– Ну, это вряд ли, Леонид Игнатьевич… – ответил Греве. – Всё же двадцать лет прошло, вряд ли многие остались в живых. Климат там ужасный – остров Росс, на котором расположена главная каторжная тюрьма, на две трети покрыт малярийными болотами. Москиты, ядовитые змеи, пиявки… Кандалы, тяжкий, беспросветный труд – каторжники расчищают болотистые заросли для новых построек – быстро сводит в могилу любого здоровяка. А бежать некуда: аборигены, которых называют сентинельцами, имеют репутацию недружелюбных, опасных, диких людей. Они не желают приобщаться к цивилизации, зато охотно ловят беглецов и выдают их, вернее, их отрезанные головы, администрации каторги. Возможно, отдельные счастливчики и сумели протянуть в таких условиях двадцать лет, но их наверняка можно пересчитать по пальцам. Впрочем, британские власти не дают каторжным баракам пустеть – туда ссылают и обычных преступников и фанатиков-тагов, членов секты душителей, на которых англичане устроили настоящую охоту. В последние годы стали даже везти преступников из Англии, но немного – редкий европеец ухитряется протянуть больше лет трёх-четырёх, хотя бы и в должности надсмотрщика. Потому, кстати, охрана каторжной тюрьмы составлена, по большей части, из тех же индусов, а так же из оштрафованных за разные провинности британских солдат. Так что, можно сказать, каторга там для всех – и для осуждённых, и для тюремщиков.
– Да уж, сущий ад… – подытожил старший офицер. – А теперь – о том что нам предстоит сделать. Прошу вас, Леонид Васильевич… Михайлов откашлялся.
– Собственно, господа, замысел набега прост и прямолинеен, как гандшпуг. «Крейсер» врывается в гавань Порт-Блэра и высаживает десант. Портим, что под руку подвернётся, по возможности, разоряем угольную станцию, после чего разбиваем из пушек казармы тюремной охраны на острове Росс и освобождаем каторжан.
Офицеры заперешёптывались. Лихое дело всем пришлось по душе.
– А ежели в гавани окажется британский стационер? – спросил старший артиллерист. В кают-компании он был самым старшим – и, как следствие, самым здравомыслящим.
– Британцы сейчас собирают корабли и суда по всем колониям. – ответил из дальнего угла штурманский помощник, мичман Вахмистров. – Они не станут держать в такой дыре ничего серьёзнее старенькой колониальной канонерки. Окажется там стационер – раскатаем к псам!
– А прочие суда? Сожжём?
– Ну, зачем же так? – улыбнулся в ответ Михайлов. – Постараемся найти для них более толковое применение. Вы говорили, Карл Густавыч, в гавани обычно отстаиваются мелкие суда?
– Всё верно. В основном, это шхуны торговцев, ведущих дела с жителями островов. Они же доставляют провиант и прочие необходимые товары для служащих каторги и заключённых. Кроме того, при известном везении в Порт-Блэре можно застать судно, доставившее из Калькутты очередную партию заключённых. Если верить газетам – барон постучал пальцем по пожелтевшей подшивке еженедельника «The Bombay Times and Journal of Commerce» за 1869-й год – такие рейсы случаются раз в два-три месяца.
