Впрочем, мне, как офицеру Российского Императорского флота подобные рассуждения не к лицу. Что до остальных, включая и упомянутых готтентотов – то Господь им судья, а ваш покорный слуга вполне готов удовлетвориться осознанием честно выполненного долга. Как и тем, что сумел хоть немного, но расплатиться с проклятыми британцами за кровь, пролитую на Екатерининской набережной.
Согласитесь: это ведь тоже немало…»
Южная Атлантика, недалеко от мыса Доброй Надежды.
…сентября 1878 г.
Парусник вынырнул из сплошной полосы тумана внезапно, словно чёртик из табакерки. Красное полотнище с «Юнион Джеком» в углу – британский торговый флаг! Лестовский в раздражении стукнул кулаком по ограждению мостика.
– Наверняка они поняли, кто мы такие! – Капитан-лейтенант мотнул головой, указывая на корму, где бился на ветру голубой на белом поле Андреевский крест. – Дистанция всего ничего, пяти кабельтовых не будет, тут и слепой разглядит. Теперь придётся останавливать. Сергей Ильич, один холостой, предупредительный! Боцман, готовить шлюпку!
Задержанное судно оказалось английским китобойцем «Жемчужина Клайда», следовавшим из Кейптауна в Глазго. По словам шкипера, «Жемчужина» больше года промышляла в Южных морях – и вот теперь торопилась домой с трюмами, полными бочек китового жира. Серёжа Казанков (он возглавил призовую партию) даже пожалел китобоев, этих честных пахарей моря, рискующих жизнью ради средства пропитания. Впрочем, жалости хватило всего минут на пять – когда из кучки сгрудившихся у фальшборта матросов, к нему кинулся один, одетый, как и прочие, в обтрёпанный бушлат и просмоленную зюйдвестку.
– Не откажите, вашбродие! Возьмите с собой! Как я есть, марсовый с фрегата «Светлана», второй год среди этих нехристей обретаюсь. Обманом взяли, вашбродие, мочи нету боле терпеть…
История оказалась самая банальная. Во время визита русской эскадры в САСШ, «Светлана» задержалась в Норфолке – там фрегату меняли котлы и орудия. Матросы, не принимавшие участия в ремонтных работах, проводили время на берегу, в кабаках. Там-то марсовый Ефим Оглоблин и встретился с боцманом и тремя матросами «Жемчужины Клайда», зашедшей в Норфолк перед тем, как отправиться в Южные моря. Оглоблин сидел в кабаке в одиночестве – заливал чёрным ямайским ромом горестное известие, полученное из родной архангельской деревеньки. Британцы подсели к русскому, посочувствовали его горю, предложили выпить ещё. Марсовый не отказался – известие о смерти матери грызло ему душу – и не заметил, как один из собутыльников, переглянувшись с приятелем, подсыпал в кружку русского белого порошка.
В себя Ефим пришёл лежащим на бухте каната, на палубе китобойца, бодро бегущего на юг. Ему растолковали, что он нанялся на «Жемчужину Кента» матросом, причём успел получить аванс – и продемонстрировали в качестве доказательства замызганную бумажку с крестиком вместо подписи – заверенным, как полагается, двумя свидетелями из команды китобойца. Ефим на бумажку плевать хотел и полез, было, драться – его крепко отвозили по рёбрам, связали и объяснили, что никуда он теперь не денется, а будет упрямиться – его сдадут судебным приставам в первом же порту за неисполнение контракта. Услыхав о суде, Оглоблин струхнул и понял, что хочешь-не хочешь, а надо как-то приспосабливаться. С тех пор – так и ходил на «Жемчужине», радуя судовое начальство исполнительностью, смекалкой и выучкой.
– А ты, оказывается, изрядный олух, братец. – подвёл итог услышанному Серёжа. – Тебя, выходит, зашанхаили, как последнего дурня?
– Как есть, зашанхаили, вашбродие! – сокрушённо подтвердил матрос. – Я ведь тогда сам себя не помнил, вот и впал в блуд… Возьмите меня на ваш кораблик, вашбродие, век за вас Бога молить буду и детям накажу! Я ж как есть, расейский матрос, присягу принимал…
– Присягу он принимал… – проворчал сопровождавший Серёжу боцман. – А чего ж ждал цельный год? Али вы в порты ни разу не заходили? Сиганул за борт – и поминай, как звали!
Оглоблин замялся, отводя взгляд.
– Так ить я сколь раз собирался – зачастил Оглоблин, боязливо косясь на боцмана. – Только страшно одному, на чужбине-то! А на «Жемчужине», вроде, пообжился, привык…
– Что ж ты за русский матрос, коли тебе страшно? – презрительно осведомился боцман.
– А куда идтить? Денег ни синь пороху, пожитков тоже. На судно какое наниматься – так без гумаги не возьмут, разве что такие же проходимцы… Я, вашбродие – он умоляюще смотрел на Серёжу, – всё ждал, когда встанем на рейд с каким ни то русским судном – вот я и сбегу. А уж как узнал, что промежду Россией и Англией война зачалась – вовсе невмоготу стало. Это как же: я человек казённый, а хожу на самом что ни на есть неприятельском судне…
– Тем более, лыжи должен был навострить! – боцман наставительно поднял корявый, узловатый палец. Потому как иначе ты выходишь – кто?
– Кто?
– Дезертир и государеву делу изменник, вот кто! И выходит тебе, мил человек, за это каторга!
Оглоблин побледнел, беспомощно огляделся. Казалось, он сейчас сиганёт за борт и сажёнками поплывёт к далёкому африканскому берегу.
– Ладно, хватит его стращать, боцман. – милостиво отозвался Серёжа. Пусть идёт в шлюпку. Раз присягу принимал – послужит ещё престол-отечеству.
Он обернулся к терпеливо дожидающемуся шкиперу.
– Теперь с вами, мистер. Корабль и груз мы конфискуем, вы будете содержаться на нашем судне, пока не найдём способ передать вас на берег…
Англичанин принялся, было, возмущаться, припоминая незнакомые Серёже статьи морского права, но тот не собирался вступать в дискуссию.
– Вы хоть понимаете, что я могу прямо сейчас вздёрнуть вас на рее?
– За что, мистер? – опешил китобой.
– А за работорговлю, вот за что! Закона, по которому любой капитан военного корабля имеет право за это малопочтенное занятие вешать, никто не отменял!
– Что вы такое несёте, мистер? – завопил шкипер. – В жизни к такому грязному делу касательства не имел! Кого хошь спросите, хоть в Нантакете, хоть в Нагасаки, хоть в Ливерпуле: старый Том Скиггинс честный китобой, а не какой-то поганый работорговец!
Серёжа сощурился.
– А русский матрос, которого вы похитили в Норфолке?
– Разве это работорговля? Дело житейское: матрос, он сегодня под одним флагом ходит, завтра под другим. К тому же, ваш парень честно записан в судовой книге да три доли с выручки. Одна ему полагается, как марсовому, ещё две – как гребцу вельбота.
– Это у вас дело житейское. – оборвал шкипера Казанков. – А по российским законам за это выходит петля или каторга на свинцовых рудниках в Сибири. Слыхали, небось?
Шкипер немедленно стушевался. Жуткие рассказы о свинцовых и ртутных рудниках, куда русские ссылают пойманных контрабандистов и браконьеров, можно было услышать в любом портовом кабаке. Особо усердствовали на этот счёт американцы – им частенько приходилось иметь дело с российскими таможенными крейсерами, гонявшими браконьеров-котиколовов да контрабандистов, выменивающих у камчадалов меха и моржовый клык на ситец и дрянной кукурузный виски.
