– Пли!
Фейерверкер, сделав зверское лицо, отскакивает и рвёт шнур с кожаной колбаской на конце. Грохот. Железная, обшитая тиковыми досками, палуба содрогается от тяжкого удара. Каземат затягивает душной пороховой копотью. Лейтенант помотал головой – в ушах стоит низкий гул. Впрочем, в голове звенело с тех самых пор, как в каземат угодил первый снаряд с британского броненосца. Спасибо английской же броне – выдержала. И до сих пор держит.
…знать бы, надолго ли?..
…а какая разница?..
– Банить!
Голый по пояс матрос ловко засунул в ствол кусок толстого каната с парусиновым валиком. Валик был пропитан водой и служил для того, чтобы гасить в стволе недогоревшие порошинки и тлеющие клочки картузов. Не приведи Бог останется – начнут забивать в ствол картуз для нового выстрела, он и вспыхнет…
– Так ты, братец, на балтийских мониторах служил? – Остелецкий припомнил давешние слова комендора.
– Так точно, вашбродь! – с готовностью отозвался тот, цепляя клещами на талях новую чугунную чушку. – На броненосной башенной лодке «Колдун». Командиром у нас был ихнее благородие капитан-лейтенант Веселаго, дай Бог ему здоровья. «Колдуна»-то нашего англичанин потопил на Южном фарватере. А нас – и господина капитан-лейтенанта и меня, и ещё семьнадесять живых душ поднял из воды монитор «Стрелец».
– «Стрелец»? Погоди-ка, это не на нём служил лейтенант Казанков?
– Как есть на ём, вашбродие! Только он, когда нас из воды вытаскивали, ишо мичманцом был. Век бога за него буду молить – если б не он со своим «Стрельцом», потопли бы мы все как кутята. А так – оклемался и вот, сюды направили, дальше службу нести.
– А ты что же, не хотел?
– Спаси Никола-угодник, вашбродие, сказался охотником. Нас много с «Колдуна» попросилось – все хотят англичашке и кораблик наш припомнить и товарищей погибших.
Страшный удар потряс броненосец. Остелецкий, не устояв на ногах, покатился на палубу. И ещё два удара, послабее, один за другим.
…Снаряды средних калибров – что там, у «Инфлексибла», двадцатифунтовки? А ведь пристрелялись, сволочи! О чём на мостике-то думают?..
…поворачивать надо, выходить из-под огня, пока не раскатали, как бог черепаху!.. – влезло неожиданно с советом «альтер эго».
…тебя спросить забыли! А ну, брысь!..
«Второе Я» икнуло и послушно растворилось в грохоте нового залпа.
Этой привычкой – беседовать с воображаемым внутренним голосом – Венечка обзавёлся ещё в Морском Училище. И с тех пор приобрёл среди товарищей стойкую репутацию молчуна. Ни Серёжа Казанков, ни барон Греве, именуемый однокашниками «Гревочка», так и не смогли понять, что гардемарин Остелецкий вовсе не отмалчивается – просто у него другой, более интересный собеседник…
По железу застучали башмаки, и в люк просунулся командирский вестовой. Его круглая веснушчатая физиономия была вся перемазана кровью.
– Вашбродие господин лейтенант, скорей на мостик! Командира убило, командовать некому!
Уже карабкаясь по трапу, Венечка вспомнил о письме Казанкова – тот в деталях описывал, как принимал командование «Стрельцом» после ранения командира монитора.
Похоже, история склонна повторяться. Вот только корабль у лейтенанта Остелецкого, посерьёзнее – не антикварный, времён войны Севера и Юга, монитор, а новейший броненосный таран! Правда, в русском флоте кораблей такого класса пока нет, и тактики для них никто не разрабатывал.
Но ведь всё когда-то случается впервые?
– …он ещё в начале боя скомандовал снять османскую тряпку и поднять Андреевский флаг. – угрюмо сказал Сташевский. Когда Венечка появился на мостике, мичман передал ему командование и теперь стоял рядом с рулевым.
– Как погиб Карл Романыч? – спросил лейтенант.
– Осколок попал в смотровую щель. Снаряд разорвался на крыше каземата, вот ему и прилетело. И, главное, глупо-то как – на остальных ни царапины, а тут прямо в сердце!
Бирстрома на корабле успели полюбить – как офицеры, так и матросы.
– А что Евгений Фомич?
– Старший офицер в самом начале боя был контужен. Прислонился неосторожно к броне, а тут в рубку снаряд и угодил. Отнесли в кают-компанию, сейчас с ним доктор возится…
Остелецкий кивнул. Старшему офицеру ещё повезло – обычно в таких случаях человек превращается в бурдюк, наполненный осколками костей и кровавым фаршем. Без единой, что характерно, царапины снаружи.
…однако, пора…
– Руль право! – скомандовал он, и рулевой быстро закрутил дубовый, с яркими бронзовыми накладками штурвал. «Хотспур», отличавшийся куда большей поворотливостью, нежели прочие броненосцы, резво покатился вправо. Из башен замершего в полутора милях «Инфлексибла» последовательно выбросились четыре столба дыма, подсвеченного изнутри багровым. Шестнадцатидюймовые снаряды подняли высоченные, с колокольню, столбы воды с придонной илистой мутью.
– Мелко тут… – заметил мичман. – Если верить лоции, под килем и трёх саженей не будет.
– Лоции надо верить. – наставительно произнёс Остелецкий. Куда ж мы без лоции-то? А что мелко, так оно и к лучшему. Случись что – вовсе не потопнем, надстройка и крыша каземата останутся над водой.
При этих словах рулевой украдкой, чтобы не видело начальство, сплюнул через левое плечо. Скажут тоже – «потопнем!» Разве ж можно о таком?..
– Ворочай на прежний кус, голубчик. – скомандовал Остелецкий. – Прянишников своё дело знает, наверняка уже перезарядился…
Действительно, стоило форштевню броненосца повернуться в сторону «англичанина», из правой передней амбразуры ударило орудие.
– Мимо, недолётом легло. – оценил результат выстрела Венечка. В ушах протяжно звенело.
…а ведь прав тот комендор! Это надо было придумать: четыре амбразуры в каземате, и ни одна не направлена точно по курсу! Изволь ворочать десятитонную махину на салазках от амбразуры к амбразуре…
Броня «Хотспура» загудела от двух подряд попаданий.
– Каземат и правая скула. – прокомментировал Остелецкий. – Опять двадцатифунтовки, ерунда. Нам они не страшны.
Он обернулся к мичману.
– Дмитрий Платоныч, велите прибавить оборотов. Раз уж попасть никак не получается – попробуем пришпорить англичанина!
– «Пришпорить»? – Сташевский вытащил из амбушюра латунной переговорной трубы кожаную затычку и передал распоряжение командира. – Что за странная мысль… почему именно пришпорить?
– А вы разве не в курсе? – Остелецкий говорил, не отрывая взгляда от жестяного сектора счётчика оборотов. – Покойный Карл Романыч любил порассуждать о названиях кораблей. Наш «Хотспур», к примеру, именуется в честь одного рыцаря времён Столетней войны. Тот отличался редкой храбростью, за что и заслужил прозвище «горячая шпора», «хот спур» по-аглицки. Для таранного судна название самое подходящее!
