– Не удивляйтесь, друг мой. – заговорил консул, когда они отошли на полквартала. – Видели, какими глазами египетские лавочники смотрели на вашего унтера? Вот увидите, к вечеру вся Александрия будет судачить, что русским матросам горстями раздают золото.
– А вам-то это зачем? Подумаешь – слухи… разве что, ограбят теперь этого Трехалова…
– Ни боже мой! – замахал руками Юлдашев. – Вижу, вы народ совсем не понимаете! Он теперь под забором пьяный может валяться, а никто на его карманы не позарится. На Востоке любой жест, любая мелочь имеют значение, и никто не посмеет покуситься на имущество матроса самого Гергедан-паши, спасителя Александрии! А вот лебезить, заискивать – да, будут, это наверняка.
Они остановились перед высокой дубовой дверью, утопленной в нише стены.
– Вот мы и пришли. – Юлдашев взялся за массивное медное кольцо и постучал. – Если вы не против, Вениамин Палыч, я пошлю скорохода за вашим парадным мундиром. Этот мастер, хоть и из Парижа, а вряд ли имел дело с русской морской формой.
– Так ведь не за чем посылать. – развёл руками Венечка. Парадный мундир утоп вместе с палашом на броненосце. Разве что понырять, там, вроде, неглубоко…
Средиземное море. На подходах к Порт-Саиду.
…ноября 1878 г.
Погода портилась. Ноябрь – он и в Средиземноморье ноябрь. Море волновалось, бурлило, цеплялось за чёрные борта судна пенными щупальцами – будто стихия вдруг обрела волю и жадно пыталась добраться до незваных пришельцев, посмевших явиться сюда из своего сухопутья.
Юлдашев не выходил из своей каюты – приступ морской болезни подкосил его совершенно. Венечка же с лейтенантом Зацаренным устроились в кают-компании и потягивали грог, варить который буфетчик «Великого князя Николая» (так именовалась теперь «Тиррения») был великий мастер.
После удачного набега на Мальту Зацаренный вернулся в Марсель, где взял на борт груз мин и кое-какого дополнительного оборудования, спешно доставленный из Германии, и оттуда направился в Александрию. Там, вместе армстронговской казнозарядной двадцатифунтовкой и двумя картечницами Норденфельда, снятыми со злополучного «Инфлексибла», «Тиррения» официально получила статус «минного транспорта» Российского императорского флота, обретя, заодно, и новое имя. И, приняв на борт, очередной груз, на этот раз, дипломатический – графа Юлдашева и его советника, капитан-лейтенанта Остелецкого – отправилась в Порт-Саид. Погода не слишком благоприятствовала переходу. Машинам приходилось выгребать против встречного шестибалльного ветра и короткой, ломаной волны, так что времени на беседы было предостаточно.
– Как там, при Мальте-то было? – поинтересовался Остелецкий. Они с Зацаренным раньше не были знакомы (командир «Николая» закончил Морское Училище в 1870-м, до того, как Венечка туда поступил) и теперь расспрашивали друг друга о военных подвигах. Венечка смотрел на нового знакомого с немалым уважением – за турецкую кампанию и недавний набег на Мальту, Зацаренный получил Георгия четвёртой степени, Владимира с мечами и бантами, золотое оружие, и был, как и он сам, произведён в чин капитан-лейтенанта.
– Честно говоря – бестолково на редкость. – ответил командир «Николая». – Я не про замысел набега, тут-то всё хорошо, разве что, не додумались оснастить «Тиррению» хотя бы одним минным катером. Я про наши мины. Точнее – про немецкую систему Герца. Как же неудобно их ставить! Ночью, в виду неприятельского берега, с обязательными промерами, рискуя каждую секунду попасться неприятелю на глаза… Я тогда подумал: чтобы морские мины или, как их ещё называют, торпедо, стали не только оборонительным, но и грозным наступательным оружием, нужна совсем другая система постановки!
– Какая, к примеру? – поинтересовался Венечка. Он уже успел понять, что собеседник – настоящий фанатик минного дела. И полагает это оружие главным обстоятельством, позволившим России одержать победу как на Чёрном море и Дунае над турками, так и на Балтике – над Королевским флотом. Теперь к победному списку прибавилась и Мальта.
– Надо добиться, чтобы можно было ставить мины с кормы корабля, на ходу. Представьте: выхожу в выбранную заранее точку, открываю кормовой лацпорт и по одной сбрасываю мины в воду!
– Но как же якоря? – удивился Остелецкий. Уж настолько-то он был знаком с этим видом оружия. – Надо отмерить длину минрепа, опустить в воду сначала якорь, и только потом саму мину?
– Да, именно так сейчас и делается. Но я подумал: а если сделать так, чтобы мина была прикреплена к якорю, а когда достигала дна – отделялась от него и всплывала? И минреп сам собой, с помощью особого механизма, на манер часового, отматывался на нужную длину?
– Ну, это вы загнули, батенька… – недоверчиво протянул Остелецкий. – Это у вас получаются ненаучные сказки, как в сочинениях господина Жюля Верна!
– А вот и нет! – с жаром возразил Зацаренный. Сравнения с известным французским беллетристом он словно не заметил. – Вот какая идея пришла мне в голову. В основе устройства – обыкновенный кусок сахара. Он, как известно, растворяется в морской воде, а потому…
И двое офицеров склонились над листком бумаги, исчёрканном карандашными эскизами.
IX. «The line that holds the rending course, The hate that swings the whole…»
[11]Финский залив, Кронштадт, Военная гавань
…октября 1878 г.
– Обидно за Василия Фёдорыча. По мне, так его вины в этом досадном происшествии нет.
Повалишин поднял воротник – октябрь явственно вступал в свои права, и норд-вест прорезал добротное сукно офицерской шинели, как ножом.
– В конце концов, он не управлял своим судном. Ответственность лежала на начальнике буксирной партии – это он распоряжался маневрированием при выводе «Генерал-Адмирала» из гавани. А стало быть, и на мель усадил тоже он.
– Вы же знаете логику господ из-под шпица. – отозвался старший офицер. – Командир отвечает за всё, кто происходит с кораблём – будь то хоть коллизии при буксировке, хоть нападение змея морского. И, знаете, тут я с ними согласен. Иначе ни порядка не будет, ни самого флота.
– Так-то оно так, только обидно, если Серкова снимут с фрегата. Никто не знает «Генерал-Адмирал» лучше его. Они и за достройкой надзирал, и в первый боевой выход – весной, к Свеаборгу – его вывел, несмотря на все недоделки. А теперь предстоит идти в океан, и неизвестно что ещё у них там вылезет…
С капитаном первого ранга Серковым, командиром первого в Российском флоте океанского броненосного фрегата, Повалишин дружил давно. Получив вместе с новым чином под команду трофейную британскую «Клеопатру» он был рад оказаться со старым приятелем в одном боевом соединении, заново создаваемой «крейсерской эскадре Балтийского моря». И вот – такая досадная неприятность!
