Мичман потерянно кивнул. Ему остро захотелось провалиться сквозь доски палубы. А может, и не одной палубы, а сразу двух – и задержаться только на выпуклой, «черепаховой» броне, защищающей сверху подводную часть «Клеопатры».
– А знаете, что самое забавное? – продолжал старший офицер, не заметивший душевных терзаний своего подопечного. – Ту же самую песню охотно пели и по другую сторону фронта, у конфедератов. Разумеется, с другими словами. Вот, примерно так…
– «Джонни Брауна повесим мы
На яблоне сырой
И пускай свою команду он потянет за собой!
И пусть тело Эндрю Джексона лежит в земле сырой,
Но душа зовет нас в бой!»
– Да, забавно… – кивнул мичман.
– А вы что хотнли, батенька? Гражданская война – она такая… По обе стороны сражаются вчерашние соседи, если не родственники. Вполне естественно, что и музыкальные пристрастия у них схожие.
По палубе разнеслись заливистые трели боцманских дудок. Старший офицер встрепенулся.
– Свистают к построению. Это, надо думать, перед увольнением на берег – Иван Фёдорыч намерен самолично напутствовать наших чудо-богатырей, чтобы на радостях не разнесли Новый Йорк вдребезги. Пойдёмте-ка и мы, негоже запаздывать…
– …здесь полно бандитов, мошенников и прочих лихих людей. В иные кварталы даже полиция старается не заходить. До перестрелок дело доходило, до уличных боёв, особенно, когда власти стали силой набирать рекрутов в армию северян по бедным кварталам!
– Чисто как у нас, на Хитровке… – шепнул соседу матрос в первом ряду, судя по «акающему» выговору, родом из Первопрестольной. – Туда тоже окромя тамошнего околоточного никто заходить не решается.
И немедленно заработал тычок кулаком в рёбра от стоящего рядом кондуктора: «не болтать в строю, лярва худая!». От Повалишина мимолётный непорядок не укрылся – он смерил виновника ледяным взглядом, от чего тот словно усох, и продолжил:
– Вы, ребята, сейчас непременно двинетесь по кабакам. Ничего против не имею – ваше полное право, заслужили стольких-то недель в море. Но когда занесёт вас на Уотер-стрит – а вас туда занесёт, уж поверьте! – то ушки держите на макушке. Тамошние кабаки самые скандальные, и известны тем, что в них орудуют отъявленные мерзавцы. И ладно бы, они просто грабили пьяных матросов – это вам было бы только на пользу, меньше выпьете виски – так нет, ещё и продают обманным путём на иностранные суда. Подсядет эдакий сладкоречивый, нальёт стаканчик, а очнёшься – ты уже на неизвестно чьей палубе и назад дорога заказана! Всё ясно?
Он оглядел строй тёмно-синих, тщательно отутюженных голландок.
– Вот тебе, Кочергин, понятно?
– Так точно, вашбродие, хас-спадин каперанг! – браво гаркнул квартермейстер с нашивками механической части на рукаве. – Как мы есть расейские матросы, то в обман не дадимся и проходимцев всяких сразу будем бить в самую ихнюю бесстыжую харю!
– Только в харю – этим, пожалуй, не обойдёшься… – буркнул Повалишин. Видно было, однако, что ответ унтера ему понравился. – Вот что, Геннадий Семёныч: распорядитесь, чтобы на берег отпускали группами по пять человек, при унтер-офицере. Нижним чинам выдать абордажные палаши, а унтерам – револьверы.
По строю пробежали недоумённые шепотки, матросы запереглядывались – такого не мог припомнить никто. И тут же принялись лютовать боцмана, наводя порядок.
– А стоит ли, Иван Фёдорыч? – вполголоса, чтобы никто не слышал, спросил старший офицер. – Напьются, буянить станут, не приведи Бог…
– Стоит, голубчик, стоит. Вы-то в Новом Йорке совсем мало пробыли, не то, что я. И помню, какой это скверный городишко, куда там Марселю или Гамбургу! Не знаю, как сейчас – а тогда, в шестьдесят третьем, здесь было полно враждующих банд. Ирландские эмигранты-католики, местное ворьё, даже, кажется, итальянцы… Ежели наши молодцы кому из этой швали кроянку пустят – местные власти нам только спасибо скажут.
Старший офицер пожал плечами. Было видно, что командир его не убедил.
– И вот ещё что вбейте себе накрепко в головы, ребята… – Повалишин опять возвысил голос, обращаясь к матросам. – Обходите девчонок, торгующих варёной кукурузой. То есть купить-то можете, сколько угодно, а вот заигрывать, или там, по заднице шлёпнуть – даже и не думайте! Эти девчонки у здешних сорвиголов вроде романтических фигур, даром, что босиком по улицам расхаживают со своими ящиками под мышкой. Из-за них здешние бандиты дерутся, ножиками друг друга пыряют. За самыми знаменитыми красавицами толпами ходят поклонники – только и делают, что высматривают, кто на их зазнобу не так поглядел. Так что, не нарывайтесь, душевно вас прошу! И к седьмой вечерней склянке – чтоб, как штык, на пирсе, возле барказа!
Старший офицер сдержал скептическую улыбку. Наверняка после обозначенного срока боцманам с нарядами вооружённых матросов придётся пошарить по кабакам да борделям, разыскивая задержавшихся.
– Ну что, всем всё понятно? – закончил выступление командир. – А, коли так – боцман, свистать по шлюпкам!
Он повернулся к старшему офицеру.
Вы, Геннадий Семёныч, с первым барказом на берег?
– Подожду, пожалуй, Иван Фёдорыч. Вместо меня вон, «политик» наш отправится. Пущай привыкает…
И кивнул на зардевшегося мичмана.
…лишь под Рождество, когда эскадра снова пришла в Нью-Йорк, Повалишин узнал, что опасения его были напрасны. Узнав о предстоящем визите русских, которые намерены воевать с ненавистными англичанами (в самых крупных бандах заправляли выходцы из Ирландии) главари местных шаек собрались на сходку. И постановили, чтобы никто и помыслить не смел тронуть русского матроса, хотя бы он и валялся пьяным на мостовой перед борделем, с карманами, полными денег…
Едва барказы с отправляющимися в увольнение отвалили от борта «Клеопатры», Повалишин велел подготовить капитанскую гичку. И, пригласив старшего офицера и штурманского лейтенанта – «а что, господа, не изобразить ли нам катающуюся публику на Неве?» – отправился поглазеть на американские корабли, выстроившиеся в линейку на Ист-Ривер.
Прогулки, однако, не получилось – завидев на корме гички Андреевский флаг, офицеры на кораблях принимались кричать и размахивать руками; на одном фрегате скомандовали построение, с другого выпалили из лёгкой пушки. Матросы на всех судах приняли в процессе встречи живейшее участие: взбирались на ванты, кидали вверх свои смешные, плоские, как блин, бескозырки, наперебой орали что-то русским офицерам, призывно демонстрируя бутылки с ромом и виски.
– А немаленькую они эскадру собрали! – сказал старший офицер, когда гичка огибала корму очередного судна. – Когда мы заходили в Новый Йорк в семьдесят седьмом – тут стояла только колёсная канонерка да древний парусный фрегат «Конституция». А сейчас: два винтовых фрегата, шлюп, несколько канонерок да ещё и монитор!
