— Джеки, это ты там?
Пряча окровавленную руку в рукаве, Джекоб открыл дверь.
Глаза Вилла округлились от страха. Наверно, опять страшный сон приснился. Младший братец. Вилл следовал за ним повсюду, как собачонка, и Джекоб защищал его, где и как мог, — и на школьном дворе, и в парке. Иногда даже прощая ему, что мать больше любит именно его, младшенького.
— Мама говорит, нам сюда нельзя.
— С каких это пор я слушаю, что говорит мама? Но если проболтаешься, я больше никогда не возьму тебя в парк.
Вилл жадно заглядывал мимо него в комнату, но покорно опустил голову, как только Джекоб прикрыл за собой дверь. Там, где он, Джекоб, безрассуден, Вилл осторожен, где он рвет и мечет, Вилл спокоен, где он любопытен, Вилл робок. Схватив Джекоба за руку, братик заметил кровь у него на пальцах и вопросительно поднял глаза, но Джекоб, ни слова не говоря, повел Вилла спать.
То, что открылось сегодня в зеркале, принадлежит только ему. Ему одному.
ДВЕНАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ
Солнце уже клонилось к стенам разрушенной крепости, но Вилл, измученный болями, что в последние дни все свирепей терзали его тело, все еще спал.
Это твоя ошибка, Джекоб, а ведь ты столько лет был осторожен!
Столько лет, в течение которых он открыл для себя целый мир и имел смелость называть его своим. Все прахом! Столько лет, за которые этот чуждый мир стал ему родным домом. В пятнадцать Джекоб уходил в Зазеркалье уже на недели. В шестнадцать он пропадал там, теряя счет месяцам, и все равно ему удавалось сохранить свою тайну. Покуда однажды проклятая спешка его не подвела. Прекрати, Джекоб! Что случилось, того уж не вернешь.
Он выпрямился, прикрыл Вилла своим плащом. Раны на шее брата заживали хорошо, но на левом предплечье уже проступил камень. Бледно-зеленые прожилки протянулись до самого запястья и мерцали сквозь мягкую кожу, как полированный мрамор.
Всего одна ошибка!
Джекоб прислонился к закопченной колонне и поднял глаза к верхушке башни, где стояло зеркало. Он никогда в него не входил, предварительно не удостоверившись, что Вилл и мама уже спят, никогда. Но после маминой смерти там, по ту сторону, в его жизни стало еще на одну пустую комнату больше, и он ждал и не мог дождаться лишь одного — мига, когда снова можно будет приложить ладонь к темному стеклу и уйти. Как можно дальше. Ты нетерпелив, Джекоб. Так и скажи. Это один из главных твоих недостатков.
Он как сейчас помнит искаженное испугом и неровностями стекла лицо Вилла, всплывающее у него за спиной в темных зеркальных глубинах. «Джеки, ты куда?» Ночной рейс в Бостон, горящий тур в Европу, — за эти годы он поднаторел в отговорках. Он стал таким же изобретательным лжецом, каким был отец. Но на сей раз ладонь его уже легла на прохладную гладь зеркала — и Вилл конечно же последовал за ним.
Братик. Младшенький.
— Он уже и пахнет, как они.
Неведомо как появившись из черной тени разрушенных стен, Лиса уже стояла перед ним. Ее рыжий мех так и сиял, будто его только что покрасила сама осень, но на задней лапе все еще был виден шрам от капкана. Пять лет назад Джекоб ее из этого капкана вызволил, и с тех пор она не отходит от него ни на шаг. Охраняет его сон, предупреждает об опасностях, не доступных его человечьим органам чувств, и помогает советами, которых, как он успел убедиться, стоит слушаться.
Ошибка.
Джекоб прошел сквозь арку замковых ворот, на покореженных петлях которых все еще болтались обугленные обломки досок. На потрескавшихся ступенях лестницы собирал желуди лесовичок. Едва на него упала тень Джекоба, он пугливо метнулся в сторону. Обыкновенный лесовичок — рыжий, остроносенький, в рубашке и штанах, пошитых из краденых людских обносков, — здесь, на развалинах, таких полно.
— Отправь его обратно! Иначе чего ради мы сюда шли?
В голосе Лисы явственно слышалось нетерпение.
Но Джекоб только головой покачал:
— Зря шли. Там, на той стороне, ему уже ничто не поможет.
Джекоб не раз рассказывал Лисе о мире, откуда пришел, но она никогда по-настоящему его не слушала. Ей достаточно было знать одно: это место, куда он, Джекоб, слишком часто удаляется, возвращаясь оттуда с воспоминаниями, которые следуют за ним, словно тень.
«А то ты не знаешь, что с ним тут случится». Лиса не произнесла этих слов вслух, но Джекоб угадал ее мысли. Здесь, в этом мире, люди убивают даже собственных детей, завидев камень, прорастающий сквозь кожу.
Он глянул вниз, на уже едва различимые в сумерках красные черепичные крыши у подножия замковой горы. В Шванштайне засветились первые огоньки. Отсюда, издали, город напоминал сказочную средневековую картинку с жестяной банки из-под пряников, но за последние годы тут многое изменилось: протянулись за холмами рельсы железной дороги, повалил из фабричных труб темно-серый дым, хорошо различимый сейчас в вечернем небе. Мир в зазеркалье торопился взрослеть. Но камень во плоти, разраставшийся под кожей братца, принесен в этот мир вовсе не машинными ткацкими станками и прочими техническими новшествами, а страшной колдовской силой, издревле поселившейся в здешних дремучих лесах и холмистых долах.
Золотой ворон опустился на потрескавшиеся плиты. Однако Джекоб прогнал его прежде, чем тот успел прокаркать над Виллом свои жуткие проклятия.
Брат застонал во сне. Человеческая кожа сопротивляется камню, и Джекоб чувствовал эту боль как свою. Ведь если ради чего он и возвращался еще в тот, другой мир, то только из любви к младшему брату, хотя, надо признать, из года в год он делал это все реже. Мать только плакала и грозилась сдать его в приют, так никогда даже и не заподозрив, где именно он пропадает, зато Вилл всякий раз крепко обхватывал своими ручонками его за шею и спрашивал: что ты мне привез? Башмаки лесовичка, шапку дупляка, пуговицу из стекла эльфов, клок чешуйчатой кожи настоящего водяного… Вилл радостно прятал подарки старшего брата под кровать, а истории, которые тот ему рассказывал, мало-помалу привык считать сказками, которые Джекоб специально для него сочиняет.
Теперь-то братец знает: никакие это не сказки.
Джекоб снова накинул соскользнувший плащ на изувеченное плечо братишки. На небе уже показались обе луны.
— Следи за ним, Лиса! — Он встал. — Я скоро вернусь.
— Куда ты, Джекоб? — Лисица заступила ему дорогу. — Ему уже никто не поможет.
— Это мы еще посмотрим. — Он мягко ее отстранил. — Только на башню его не пускай.
Она долго смотрела, как он спускается вниз по лестнице. На этих замшелых каменных ступенях других человеческих следов не было — только его собственные. Сюда давно уже ни одна душа подняться не отваживается. Разрушенный замок слывет проклятым местом, и за все эти годы Джекоб выслушал про него не одну дюжину страшных историй. Однако ни в одной из них не упоминалось ни про зеркало в башне, ни про того, кто это зеркало там оставил. Точно так же, как ему до сих пор ничего не удалось разузнать про отца — был ли он тут и куда подевался.
