– А Лебедев?
– Тут ситуация обратная. Он к тебе относится хорошо и считает своим в доску, хоть и со странностями, но при этом его личная преданность Судоплатову в любом случае перевесит уважение к тебе, так что твоя информация точно утечет наверх. Судоплатов, конечно, тоже тебя уважает, но все равно сразу доложит Берии, а тот Сталину. Не уверен, что тебе это нужно, по крайней мере, сейчас.
– Никифоров?
– Почти наверняка побежит советоваться с Игнатовым и поступит так же, как он. Думаю, доверять ему можно, но надо держать в голове, что в определенных обстоятельствах он может не проявить нужной стойкости перед лицом высокого начальства, жаждущего новых сведений о генерале Нагулине. Тут главное внятно объяснить твоим товарищам почему кроме них никто не должен знать о тебе правду.
– Плужников?
– После выхода из Уманского котла верит тебе безоговорочно. На странности и неувязки ему уже давно плевать, но объяснить ему зачем нужно скрывать такую информацию от своих тебе тоже придется. И вот с этим у тебя могут возникнуть проблемы. Плужников сознательно пошел на службу в органы. Он искренне верит в дело Ленина-Сталина и в то, что советский строй – единственный путь к всеобщему процветанию в мире. Так что, если будешь пытаться его привлечь, десять раз подумай над аргументами.
– Кудрявцев?
– А вот он, скорее всего, пойдет за тобой не раздумывая. Судя по его разговорам с сослуживцами и прочими посторонними людьми, генерал считает тебя главной ценностью Советского Союза. Ну, после товарища Сталина, разумеется. Ему будет достаточно сказать, что информация настолько секретна, что кроме как лично Вождю ее никому разглашать нельзя. Если и не поверит, сделает вид, что так и надо.
– Майор Щеглов?
– Тут ситуация очень близка к варианту Игнатова. Майор раскусил тебя еще будучи капитаном. Вы тогда бодро бегали по немецким тылам на правом берегу Днепра, и ты решил захватить в плен майора Шлимана, направлявшегося на аэродром, где его ждал транспортный самолет. Ты, возможно, просто не обратил внимания, но Щеглов в тот момент почти не скрывал, что не верит твоим рассказам про острый слух и феноменальное зрение. Он прекрасно понял, что ты заранее знал про «жирного гуся», который едет на аэродром, и хочешь захватить его силами группы. Мешать тебе капитан не стал и, судя по всему, ни разу потом об этом не пожалел. Его тоже много раз допрашивали, требуя максимально подробно описать ваш рейд, но он ни разу не поделился со следователями своими подозрениями на твой счет.
– Почему же тогда ты не считаешь его таким же надежным, как Игнатова?
– Считаю. Ну, почти. Вот только Щеглов такой же убежденный коммунист, как и Плужников. Почти до фанатизма убежденный, и это может в какой-то момент сыграть совершенно непредсказуемым образом.
– Получается, что Лебедев – самый сложный кандидат в мою команду, – попытался я подвести промежуточный итог.
– Я бы на твоем месте вообще его не рассматривала. Слишком велика вероятность утечки информации.
– Без него мы ничего здесь не сделаем. Полковник Лебедев – командир спецгруппы НКВД при нашей миссии. Его не обойти никак. Надо рисковать. В крайнем случае придется мне его нейтрализовать. Щадящими методами, естественно.
– Смотри сам, мое дело предупредить.
– Времени на раскачку нет. Пойду собирать людей прямо сейчас. У тебя есть поблизости дроны-разведчики?
– Четверых могу подогнать в течение пяти-семи минут.
– Давай, отпавь их в штабной блиндаж, они мне понадобятся.
Самому собирать бойцов мне не пришлось. Я нашел Лебедева и попросил его срочно организовать совершенно секретное совещание в штабе отряда. Через десять минут на меня уже внимательно смотрели шесть пар глаз, включая генерала Кудрявцева, который в подчинении у Лебедева не состоял, но полковник успел пригласить и его.
– Итак, товарищи. Я попросил вас собраться здесь по крайне важной для меня причине. У меня возникла очень серьезная проблема, и без вашего участия я ее решить не смогу. Я уверен, что в помощи вы мне не откажете, но для того, чтобы эта помощь стала возможной, мне придется многое вам рассказать. Эта информация обладает высшим уровнем секретности, однако секретность у нее особая. Скажем так, это моя личная тайна, и, прежде чем поделиться ей с вами, я хочу знать, готовы ли вы дать мне слово, что за пределы присутствующего здесь круга лиц ни одна буква из того, что вы услышите и увидите не уйдет?
В комнате повисла напряженная тишина. Я отлично понимал своих товарищей. Они не знали, что им предстоит услышать. А если это план покушения на Сталина или контрреволюционный заговор? Я ожидал, что первым ответит Кудрявцев, как старший по званию, но генерал не спешил, и слово взял Лебедев.
– Командир, ты ведь знаешь, что все мы без колебаний пойдем за тобой в любую мясорубку, но ты и нас пойми. Мы присягу давали товарищу Сталину и нашей социалистической Родине. У нас есть воинские начальники и служебные обязанности. Естественно, мы готовы сохранить в тайне любые сведения личного характера, но, если от того, что ты нам расскажешь будет прямо зависеть безопасность страны или ее высшего руководства… Такое я скрыть не смогу, ты уж извини.
– Хорошо, давайте я сформулирую вопрос иначе. Готовы ли вы сохранить в тайне полученную от меня информацию при условии, что ее неразглашение не будет нести прямой угрозы товарищу Сталину и другим высшим руководителям СССР? Со своей стороны я даю слово, что все, о чем пойдет речь, никогда не будет направлено против интересов нашей страны.
Лебедев задумался.
– Слишком общая формулировка. Я все понимаю, но…
Полковник замолчал, не закончив фразу. На его лице отражались глубокие сомнения и внутренняя борьба.
– Командир, эта проблема, о которой ты сказал в самом начале, чем она грозит лично тебе? – негромко спросил лейтенант Игнатов.
– Смертью в течение ближайших десяти дней, причем, скорее всего, смертью очень непростой, – я постарался ответить нейтральным тоном, но было видно, что мои слова произвели на всех присутствующих сильное впечатление.
– В таком случае, я готов дать обещание сохранить полученные сведения в тайне без всяких оговорок, – все так же негромко произнес Игнатов. – Твоего слова о том, что все это не будет направлено против СССР мне вполне достаточно.
– Обещаю не разглашать, – почти сразу поддержал друга лейтенант Никифоров.
– Буду молчать, – пожал плечами Кудрявцев, – Уверен, что твоя смерть нанесет нашей стране куда больше вреда, чем любые слова, которые ты можешь нам сказать.
– Присоединяюсь, – кивнул майор Щеглов, – Даю слово не разглашать полученные сведения, что бы я здесь ни услышал.
– Тоже присоединяюсь, – это уже Плужников, – буду молчать при любых обстоятельствах.
– Ну, про меня ты и так уже знаешь, – с легкой улыбкой произнесла Лена.
