– Тесс, а можно тебя о кое-чём попросить? – говорит вдруг Шелли, дуя на шоколад.
– Да, конечно.
– Ты не против, если я снова у тебя на диване посплю? Я бы не просила, но я совсем без сил, а ехать в Ипсвич на фоне вот этого, – она кивает на окно и на брызги от дождя в тишине, – мне совсем не улыбается.
– Ой… конечно. Я и не думала, что уже такой поздний час. Зря я тебя задержала так. Прости.
– Не извиняйся, это же я предложила посмотреть. Мне, наверное, сильнее, чем тебе, нужны такие девчачьи вечера.
Она смотрит на меня, и в душе я чувствую прилив теплоты. Как давно не было у меня человека, с которым можно провести вечер. Даже если только один вечер.
– Мы в последнее время с Тимом общаемся не очень, поэтому он, наверное, и решил переночевать в отеле. Стоит нам только увидеть друг друга, всякий раз ссоры. Не очень хочется ехать в пустой дом. Но если неудобно…
– Да что ты, всё хорошо, – спешу я вставить слово, – в одной из комнат наверху из-под коробок можно высвободить запасную кровать.
– Да брось, не заморачивайся. Сойдёт и диван, даже, знаешь, отлично, что диван. И в бассейн завтра поближе ехать. Спасибо тебе.
– Не за что, – отвечаю я, радуясь, что Шелли будет удобно и на диване. От мысли, что в одной из запасных спален надо бы разобраться, сводит мышцы судорогой. Но я в ближайшее время примусь. Завтра, может, но не сегодня, не сейчас, сейчас я так устала.
– Пойду принесу тебе подушку и одеяло.
– Погоди, – удерживает меня Шелли, – хотела с тобой поговорить про нашу поездку в Маннингтри на той неделе. Что ты чувствуешь в связи с произошедшим?
Интересно, она про мужика в чёрной бейсболке, который меня преследовал, или про паническую атаку? Но уточнять не буду. Какая уже разница?
Чем больше времени проходит, тем больше память проедает моль и тем менее всё случившееся кажется реальным.
– Да всё хорошо. Ты была права, наверное. Фантазия разыгралась.
Шелли кивает.
– Такое случается, Тесс.
– Пойду-ка схожу за постельным бельём.
Порываюсь встать, но Шелли кладёт руку на мою.
– Посиди минутку. Попей шоколада, пока не остыл.
Я пью.
Глава 30
Четверг, 15 марта – до дня рождения Джейми 24 дня
Из сна меня выдёргивает внезапно и без спросу. Глаза будто зашили. Прислушиваюсь: что меня разбудило? Вокруг тишина. Меня уже снова начинает тянуть в глубины беспамятства, но в тумане сонливости мне всё ещё ясно, что отчего-то я проснулась.
В мыслях проносится безлицый мужик из Маннингтри, и я усилием воли разлепляю глаза и вижу кромешную темноту комнаты.
Пальцы ищут телефон. Морщусь от яркого света экрана, замечаю время. 3.05 ночи. Пора проведать, как там Джейми. Может, он снова упал с кровати, как в первую ночь в этом доме. Ворочался, подумал, наверное, что наткнётся сейчас на стену, как в старой маленькой спальне в Челмсфорде, а вместо стены был пол.
Пьяно вылезаю из простыни, в которую завернулась, нетвёрдо встаю. По коже бегут, будто жучки, мурашки, но от холода плотная плёнка сонливости, покрывшая меня, тоньше не становится.
Коридор шатается из стороны в сторону, будто лодка на беспокойных волнах. Вот только движутся не стены, не потолок, а я. Это я шатаюсь. Обеими руками держусь за стену, ступая поочерёдно босыми ногами и стараясь не упасть от головокружения.
Где-то на задворках сознания паника: что-то со мной сильно не так. Но эта мысль скрыта густой пеленой тумана.
Наваливаюсь всем весом на дверь комнаты Джейми и только тогда слышу её голос и как сладко она поёт колыбельную.
Открываю дверь. От голубого ночника на фоне коридорного мрака режет глаза, моргаю, пытаясь приглядеться.
Шелли сидит у Джейми на краю кровати. Глазки у сына закрыты, но непонятно, спит он или нет.
В приглушённом свете ночника её лицо словно ангельское, любящими глазами она смотрит на нашего мальчика и снова поёт.
Спи, мой маленький, прекрасный, баюшки-баю,
Никогда не сомневайся, что тебя люблю.
По какой дорожке только, зайчик, ни пойдёшь,
Подниму тебя на ножки, если упадёшь.
Буду я с тобою рядом всюду и всегда,
Выручу тебя, мой милый, если вдруг беда.
Никогда не сомневайся, что тебя люблю,
Спи, мой маленький, прекрасный, баюшки-баю.
Мелодия завораживает, и, очарованная ею, я просто замираю на месте. Потом слова просачиваются наконец в моё сознание, и я, видимо, издаю некий всхлип, потому что Шелли резко поворачивает голову и в её глазах больше нет любви, а есть что-то мрачное, ненавидящее.
Я снова понимаю, что что-то со мной не так. Но теперь это осознание не скрыто от меня дымкой сонливости, нет, оно смотрит на меня прямо в упор чёрными глазами, и комната каруселью кружится вокруг. Рукой я пытаюсь нащупать дверной проём, но вместо него нащупывается только пустота, и я лечу вниз в набившее оскомину беспамятство.
Снова просыпаюсь, но теперь это не меня что-то вытягивает из сна, а сама я из него выкарабкиваюсь усилием воли. Мысли одурманены, воспоминания о прошлой ночи кажутся сном.
Во рту всё пересохло, глотать неприятно. Касаюсь пальцем губ: потрескались, болят.
Оглядываюсь, ищу, что бы попить. Нахожу только свой телефон на прикроватной тумбочке. Тянусь к нему рукой и чувствую, что она одеревенела, что её ломит. А на экране сообщение от Шелли:
Тесс, приветик, спасибо тебе ещё раз, что оставила поспать на диванчике. Вечер был классный! Прости, ушла пораньше. До работы надо успеть поплавать)) А ты мне не говорила, что ходишь во сне. Под утро встаю, а ты наверху бродишь.
В конце – поцелуй и эмодзи: смеющееся лицо, у которого из глаз брызжут слёзы.
«Приснилось мне всё-таки», – думаю я и вздыхаю с облегчением. Ходила во сне, а всё остальное был только сон. Сомнабулизма у меня не случалось с детства: мама ещё мне рассказывала с утра, что обнаружила меня в ночнушке на кухне. Интересно, это старая привычка снова включилась из-за горя или это такой побочный эффект таблеток?
Одурение не покидает меня целый день, но по крайней мере лекарства, похоже, действуют. Хотя и чувствую я себя почему-то осоловело, но настроение нормальное. По мне, уж лучше осоловеть, чем погружаться в глубины отчаяния, как вчера. Глубины, кстати, никуда не исчезли, эта пропасть всё так же где-то на задворках сознания – только поскользнись, и сразу полетишь вниз, во мрак. Но сейчас я на свету.
Джейми после школы снова был какой-то тихий, и я всё больше спрашиваю себя, что же у него на душе. Я и его спрашиваю, конечно, как могу. «Как день прошёл? Как твои дела? Тебя ничего не беспокоит? О чём думаешь? Скучаешь по папе?»
