– Да хоть завтра, – Разумовский нежно погладил Елизавету по голове и, вытащив из ее прически несколько шпилек, высвободил поток густых рыжих волос.
– Езжай, Алешенька. Отдохни как следует и езжай. Спросишь про ребенка, про нас с тобой, ну и, коли силы останутся, про Фредерику эту, будь она неладна. Сами связались со шпионками, самим и расхлебывать. Думала я отослать лазутчиц к их разлюбезному Фридриху, но да раз уж Лесток ее здоровью такие оды слагает, глупо отказываться. Как считаешь? Я так понимаю, что коли у нас с тобой ничего не получится, а Фредерика такая здоровая и сильная, так, может, она нам деток и нарожает, да хоть одного мальчика. А мы бы его с тобой тогда как родного воспитали. Я тут знаешь о чем подумала, ведь по правилам наследника престола нужно сызмальства воспитывать как будущего государя, чтобы на советах учился сидеть, чтобы держал себя как положено русскому царю, думала племянника выучить, да такого балбеса не учить, дрессировать впору.
Вот чем, как ты считаешь, он невесту свою давеча потчевал? Думаешь, театром да своей распрекрасной скрипкой? Прямо из тронного зала повел показывать потешный взвод. Та, понятное дело, пошла и даже благодарность изволила выразить, умная, видать, стерва. Я ее за это как раз хвалю, такая из кожи вон вылезет, своего добьется. Но он-то каков?! А разговоры, знаешь какие разговоры он с ней разговаривает? Мне давеча Александр Иванович отчет показывал. Либо об императоре Фридрихе, либо о том, как хорошо будет, когда он императором сделается и какие порядки заведет. Это, стало быть, когда я помру! Фредерика, правда, ему тут же пенять начала, мол, можно ли такое о родной тетушке говорить… Я, конечно, понимаю, что с ее стороны это элементарная осторожность, сдалась я ей как евнуху гарем, но если немка, точно гончая, опасность почуяла, отчего же этот, с позволения сказать, наследник престола ничегошеньки не чует? Ведь последний кухонный мальчишка ведает, во дворце всюду глаза да уши. Одному только цесаревичу, видать, законы не писаны, балаболит безудержно.
– Ну, молодо-зелено. Образуется, может быть, – Алексей Григорьевич выглядел обескураженным, – ты, главное, не кручинься из-за ерунды, сама знаешь, что с дурака взять?
– Так он и с дружками своими не осторожничает, и со слугами. Да что там, помнится, когда только-только о невесте заговорила с ним, он мне, в глаза глядючи, выдал, как он все замечательно устроит, когда над ним стоять и указывать, что делать, перестанут. И псарню-то он увеличит, и всех повсеместно заставит говорить исключительно на немецком. Я тогда, помнится, так опешила, что даже выругать его позабыла.
– Да уж, неприятно все это.
– Не то слово.
– Ничего, главное теперь, чтобы у них поскорее кто-нибудь народился, а уж потом можно хоть по монастырям разогнать, хоть в крепость. Поживем, поглядим.
– ШЕЛКОВАЯ РОЗА, ГОВОРИТЕ?
Ушаков, казалось, думал о чем-то своем, так что Бецкому пришлось повторить свой рассказ. Из-за отсутствия Разумовского, который снова отбыл по срочному тайному поручению, Ивану Ивановичу пришлось лично отправляться в Тайную канцелярию.
– Ну-кась, Синявский, а где нонче барышни Лопухины и сколько им сейчас лет? Говорите, той, что розами швырялась, было приблизительно четырнадцать? Особые приметы есть? Узнать сможете?
– Так где ж им быть Лопухиным-то, – Антон только и мог, что руками развести, – после того, как их с родителями сослали в Сибирь, девчонки были распределены по разным деревням. Никаких сведений относительно самовольных отлучек из оных не поступало. По последним донесениям, в подозрительные контакты не вступали. Живут тихо, гостей не принимают. А возраст? – Он порылся в бумагах. – Анастасии сейчас восемнадцать, так как в прошлом она, будучи фрейлиной, чуть было не стала фавориткой цесаревича, за ней и пригляд особый. Анне четырнадцать, Прасковье девять, Катерине шесть.
– По возрасту подходит Анна, отправьте запрос, и если только ссыльной на месте не обнаружится…
– Но Алексей Григорьевич считает, что бросившая розу с запиской девушка похищена и нуждается в помощи. Ах, как жалко, что я не послушался тогда Марии Семеновны и не приказал задержать карету!
– Алексей Григорьевич выдвинул версию, которая выглядит вполне правдоподобно, если учесть наличие записки на ленте. – Было видно, что Ушаков тщательно подбирал слова. – Тем не менее, возможно, вы не ведаете, но не так давно с шелковой розой при дворе ассоциировался совсем другой случай, и мы не имеем права не учитывать возможности назревания очередного заговора против Ее Императорского Величества. И мой прямой долг…
Андрей Иванович нагнулся к самому лицу Бецкого и, поняв по выражению лица, что тот не улавливает, о чем речь, приказал Синявскому выйти вон.
– Полагаю, что вы пропустили пикантную историю, из-за которой Наталья Лопухина получила прозвище Шелковая роза?
– Скорее всего, я находился за границей. – Бецкой невольно отстранился: сама мысль, что легендарный палач подобрался так близко, что можно разглядеть каждую морщинку на его старческом лице, каждую пору, была невыносима.
– Я рассказываю вам эту историю исключительно из-за доброго расположения к вам и вашему покойному батюшке, – Ушаков сделал паузу, а потом с невероятной для его возраста элегантностью занял кресло напротив гостя. – Когда Разумовский возьмется вас расспрашивать о нашей встрече, будет верхом невежества, если вы вдруг начнете интересоваться у него или упаси бог у… – Он поднял глаза к потолку. – Об этой проклятой розе.
Слушая Андрея Ивановича, Бецкой невольно поймал себя на том, что сам тянется к Ушакову, вслушиваясь в его тихую, шелестящую речь, невольно замирая и сдерживая дыхание, когда тот делал паузы.
– Некоторое время назад Наталья Федоровна Лопухина была одной из самых красивых придворных дам и пользовалась расположением не только членов императорской семьи, но и покровительствовала некоторым молодым людям. Лопухина старше Елизаветы Петровны на целых десять лет. Вначале она была статс-дамой при Анне Петровне, а потом в той же должности продолжала служить Елизавете Петровне. Как-то раз, а именно в 1735 году, Лопухина сделала то, чего не прощает одна женщина другой, а именно – заколола себе в прическу шелковую розу, точно такую же, как у Елизаветы Петровны, и отправилась в таком виде на маскарад. Понятное дело, что не в одной лавке они их покупали. Но факт – розы были совершенно идентичны. Уж я проверял, можете верить.
– А откуда Лопухина узнала, что Елизавета Петровна будет украшена розой? – Перебил рассказчика Бецкой.
– Так Лопухина же была ее статс-дамой, – пожал плечами Ушаков. – Фрейлины одевают и причесывают государыню, и ничего удивительного, что они знают в подробностях, как будет выглядеть царица. Мне тогда не дали провести полноценного расследования, но за день до этого самого маскарада кто-то похитил жемчужное ожерелье Елизаветы Петровны, так что в то время я находился при дворе и, в основном, разыскивал пропажу.
Тем не менее я выяснил, что Лопухина приказала зарисовать эту самую розу. Что же до материала, то пока шилось платье и изготавливалась роза для Ее Высочества, тогда цесаревны, у Натальи Федоровны была возможность входить и выходить в комнату к швеям, должно быть, тогда же она и украла ленту. Повторюсь, роза была один в один, а пошивочной материал и всякая мелочевка обычно доставляется в большем количестве, нежели это требуется.
