– Помню, матушка! – Алексей Григорьевич протер глаза, но изображение не исчезло. – Там она вроде в красном платье изображена, и волосы были наверх зачесаны, а тут…
– Точно, коса, да и сама не столь высокомерна и горда. Ну, удивил так удивил, Леший!
– Из немцев, что ли? – Колдун почесал затылок. – Ну, коли признали, тогда, – он плюнул на палец и вдруг щелкнул по изображению, да так, что брызги полетели, а девушка вдруг чихнула и недовольно почесала нос.
– Как вы ведете себя, Фикхен! Такой ли хочет видеть вас ваш жених?
В зеркале появилась худощавая моложавая дама
[8] в папильотках, поверх которых был надет полупрозрачный чепец. Дама говорила по-немецки, так что колдун ничего не понял, а может, сделал вид, что не разумеет.
– Боже, Алешенька, как герцогиня похожа на своего брата! Одно лицо! – воскликнула Елизавета, невольно прикрывая рот ладонью.
– Может, не будем смотреть? Вот как ты разволновалась. Да и я, признаться, натерпелся ужо страху. Слышишь, пойдем отсюда, пока не поздно.
– Никуда мы не пойдем, раз так дело повернулось. Уж я потерплю, больше кричать не стану. Теперь самая она, правда, и раскрывается. Прости уж меня, касатик. Смотри, вот она снова появилась, невеста Петрушина.
– Как ты думаешь, он изменился? – Девушка позволила служанке завязать себе чепец и сама надела халат.
– Когда человек вдруг возносится на такую высоту, он неминуемо меняется. – Мать достала из специального ящичка крем и, задумавшись, начала втирать его себе в щеки.
– Интересно, сумеем мы когда-нибудь полюбить друг друга? – Девушка взяла со столика небольшое зеркало, в котором вдруг вместо ее лица отразилось лицо склоненной перед магическим зеркалом Елизаветы. Испугавшись, они одновременно отпрянули от стекол, и подоспевший на помощь колдун спешно тряхнул узорчатую раму, так что по изображению пошла рябь.
– Главное, чтобы ты приглянулась Лизхен, – донесся из-под воды голос матери. – Уверена, что он пляшет под ее дудку. Впрочем, жениху тоже необходимо понравиться.
– А вы научите меня, как понравиться Петру Федоровичу?
– Петру Федоровичу! Полагаю, по этому имени его называют только в официальных бумагах, тогда как для своих приближенных и, разумеется, будущей жены он, как и прежде, Карл Петер Ульрих. Когда он предал веру своих отцов, вашего батюшку чуть удар не хватил. Предупреждаю, если вы произведете благоприятное впечатление на Лизхен, а я всегда буду ее так называть, вам также придется отречься от нашей веры. По крайней мере, на первых порах.
– Как меня тогда будут называть?
– В православие есть имя София. Кроме того, русские добавляют имя отца, твоего отца зовут Христиан Август
[9], стало быть, тебя могут называть София Христиановна или София Августовна. Впрочем, у Лизхен хватит бесстыдства подобрать тебе имя на свой вкус.
И все же это непостижимо. Лизхен, рыжая Лизхен, чуть было не стала женой моего родного брата! Сейчас бы у них были дети старше тебя, я называла бы ее дражайшей сестрой, а ты любезной тетушкой.
– Пока эти дамы пользуются зеркалами, мы рискуем создать нежелательный коридор. – Колдун еще раз тряхнул раму, так что появившееся было изображение тотчас снова скрылось под рябью.
– Еще немного, миленький. Озолочу! – взвыла гостья и, оттолкнув хозяина дома, впилась взглядом в готовящихся ко сну мать и дочь. Теперь девушка сидела на высокой кровати.
– В любом случае наш возлюбленный монарх, великий император Фридрих, ссудил нас с тобой деньгами на дорогу и приказал сшить тебе и, разумеется, мне по паре платьев. Мы должны произвести достойное впечатление на Русский двор.
– Пару платьев?! – хмыкнула Елизавета. – Воистину дар, достойный великого мужеложца!
– Да уж, – улыбнулся Алексей Григорьевич.
– Его Величество уверил меня, что его люди при дворе Лизхен постоянно доносят, что привычки наследника остаются прежними, и он, несмотря на изменение своего положения, все еще считает себя скорее хозяином Голштинии и преданным слугой короля Фридриха, нежели будущим российским самодержцем. Карл Петер Ульрих Гольштейн-Готторпский ненавидит и свое новое имя, и навязанную ему религию, и только и ждет, когда его тетка помрет, дабы самому занять престол и сделать из надоевшей всем старой России новую просвещенную и современную во всех отношениях Голштинию.
– Это очень неразумно, на мой взгляд. – Девушка украдкой заглянула в зеркало и, снова встретившись глазами с Елизаветой, на этот раз пересилила себя и не отбросила зеркало. Изображение моментально исчезло, но София Фредерика продолжала попытки увидать наблюдающую за нею незнакомку. Она то отворачивала от себя зеркало, делая вид, будто бы позабыла о нем, то снова резко поворачивала его к себе.
– Что же тут неразумного? Имей в виду, я поручилась за тебя перед Его Величеством. Я сказала, что ты сделаешь все возможное, дабы понравиться Елизавете, а когда ты, с божьей помощью, войдешь в августейшую семью, ты продолжишь быть верноподданной Его Величества. Так что, когда к тебе обратятся от имени нашего добрейшего короля, ты почтешь за величайшую честь послужить твоей родине. Твой долг…
– Мерзкая предательница! – Елизавета поднялась, тяжело дыша, и колдун тут же подал ей кружку воды. – К черту немок, к черту все семейство! Пусть выбирает полячку, француженку, кого угодно, сил моих больше нет!
– Нет! – в друг отозвалось зеркало. И Елизавета увидела, как хрупкая девушка спрыгнула с постели и подбежала к матери. – Но ведь это форменная глупость! Россия больше и намного сильнее Пруссии и Голштинии, вместе взятых, Российская империя – огромная держава. Какой смысл подчиняться Фридриху, будучи принцем или принцессой русских? Тем более взойдя на престол?
– Замолчите! Что вы можете понимать в политике, глупая девчонка! Весь мир знает – немцы непобедимые воины! Великий Фридрих говорит, что ваш жених дал обещание его посланцам, что когда он станет русским императором, он отменит православие, упразднит церкви и монастыри и насадит лютеранскую веру.
– Но это и погубит его! – не унималась девушка. – Спросите кого угодно, кто такие русские, и вам ответят – православные! Если Карл Петер сделает такую глупость, в стране поднимется мятеж, который невозможно будет подавить всеми воинскими силами короля Фридриха. Да и не пришлет Его Величество свои войска, станет он из-за глупости Карла Петера Ульриха рисковать своей армией?!
