– Что началось? – Шешковский боялся дышать.
– Пропала маленькая мастерица Айдархан и появилась японская принцесса. Великий князь начал оказывать покровительство бурятке, но она страшилась Петра Федоровича, и он остановил свои ухаживания. Потом пошло-поехало. Придворные буквально не давали Айдархан прохода. Ей дарили цветы и ленты, она получала то пирожное в форме дивного цветка, то приглашение встретиться в парке. И до «геройства» доходило. Но это не здесь, а когда двор поехал в Ораниенбаум, и Айдархан с собой забрали. Представляете, посреди ночи вдруг кто-то с закрытым лицом буквально вломился в палатку, где спала Айдархан! Хорошо, другие девушки подняли тревогу. Несчастная малютка не знала, куда глаза девать. Не понимая, как жить дальше, она бросилась к государыне, и та дала ей защиту. Вот тогда Чоглокова и явилась со своей непрошенной заботой. Стала подыскивать Айдархан жениха, заставила Бадархана, курам на смех, шпионить за сестрой. Как будто бы не понятно, девушка с внешностью Айдархан не станет связывать свою жизнь с придворным истопником или простым солдатом, у которого жалования аккурат на дешевую пудру для парика хватает, а больше и нет. Но надо знать госпожу Чоглокову, уж если ей что-то втемяшится в голову… В общем, на мой взгляд, Айдархан занимались более, чем кем-нибудь другим при дворе, буквально позабыв обо всех остальных прелестницах, за которыми следовало доглядывать днем и ночью. А результат? Юная фрейлина бежит с неизвестным любовником, и это после того, как господин Бецкой ей практически при всем честном народе подарил дивной красоты изумрудный браслет. Все полагали, вот-вот объявят о помолвке. Бецкой – известный охотник до юных созданий. Нет! Зато нашу распрекрасную Айдархан находят… ну, дальше вы лучше меня знаете.
– Но чем конкретно помогла государыня Айдархан? В чем заключалась защита? – не выдержал Шешковский.
– Я знаю только одно, в тот день Ее Величество вызвала к себе медикуса Лестока и ювелира швейцарца Иеремию Позье
[70], потом привели перепуганную Айдархан. Не знаю, что между ними произошло, но девушка вышла от них зареванная. Зато с того дня вроде как перестала шарахаться от каждой тени и снова начала обретать душевное равновесие. Полагаю, что и Лесток, и Позье на самом деле были влюблены в Айдархан, и каждый предлагал ей место фаворитки. Почему бы и нет. Для девочки, всю жизнь прожившей во дворце, вполне естественно… знаете ли…
– И кого она выбрала?
– Понятия не имею, – развел руками Шкурин. – Возможно, ей дали время, в течение которого она должна была принять решение. Но Чоглокова, она ведь не желает делать выводы и смиряться с поражением, Мария Семеновна решила, что девочка должна сидеть под замком, пока она не подберет ей в мужья достойного поваренка или ученика садовника. – Он снова развел руками, давая понять, что рассказал все, что знал.
– Простите, право, неудобно занимать вас еще одной ничтожной просьбой, полагаю, в первый день в новой должности у вас масса неотложных дел и обязанностей, – Шешковский заискивающе улыбнулся, получилось, конечно, не так хорошо, как учил его Ушаков, но лицо Шкурина тут же расплылось в довольной улыбке, заверив гостя, что отнюдь не обременен новыми заботами, так как в отсутствие принцессы и второго ее камергера Тимофея Евреинова
[71] еще, по сути, и не успел к ним приступить.
– Все, что необходимо для следствия.
– Среди прочего мне поручено узнать о судьбе служившей здесь девять лет назад девицы Софьи Шакловитой. Известно, что она работала в пошивочной мастерской и заболела, так что тогда ведший дело о пропаже жемчужного ожерелья Андрей Иванович не смог допросить ее по горячим следам, а потом дело закрыли и… Не знаю, служили ли вы в ту пору? А если и служили, то вряд ли обратили бы внимания на обычную швею. Не подскажите, кто может помнить Софью Егоровну?
– Как же, служил и Шакловитую вашу отлично помню. Как не помнить, когда при дворе цесаревны что ни день, то праздник, что ни бал – так тысяча и одна ночь, гости и слуги в иноземных костюмах. Тут уж всех швей-вышивальщиц приходится не только по имени-отчеству знать, но и лишний раз поклониться сим «значимым» особам не грех.
– Мы знаем, что Шакловитая расшивала бурятский костюм.
– Вполне может быть, – пожал плечами Шкурин. – Софья Егоровна – вышивальщица знатная.
– Не знаете, как она отреагировала на то, что после кто-то спорол ее вышивку и нашил зеленые и красные бусины? Не возмущалась? Ведь, по сути, ее работу испортили. С нее же могли спросить.
– Вы правы, – с готовностью закивал Шкурин, – если бы она увидела, она непременно должна была доложить о соделанном. Другое дело, что она могла и не увидеть. Я не знаю, когда именно Софья почувствовала недомогание, но теперь я понимаю, что она должна была слечь до того, как костюм переделали. Потому что если бы статс-дама Лопухина, отвечающая за костюмы прислуги, увидела, во что превратилось платье Айдархан… – он помотал головой. – Да. Определенно, если бы Наталья Федоровна это увидала, поднялась бы настоящая буря.
– Следовательно, Шакловитая заболела сразу же после того, как расшила костюм. Любопытно.
– Наталья Федоровна Лопухина. Только там все не совсем, как вы говорите, происходило. Сама Лопухина была чем-то взволнована накануне карнавала и то ли вовсе не проверила костюмы, то ли сделала это абы как. После кражи ее целый день не видели, и на карнавал она явилась лишь к третьему танцу. Ну а потом, сами, наверное, знаете, какая история приключилась. Из зала ее лакеи на руках выносили, водой отливали, медикус Лесток тут же был в костюме Арлекина, так он ей пульс проверил и сказал, что никакого заболевания в ней не видит, а в обморок она грохнулась исключительно из-за расстройства чувств. Так что да, упреждая ваш следующий вопрос, даже если она и видела Айдархан в том злосчастном платье, вряд ли это зрелище хоть сколько-нибудь смягчило бы афронт, в который она по своей же глупости попала.
– А Шакловитая? Пока она в своей комнатушке лежала, был у нее медикус или, может, подруги заходили проведать?
– Не заходили, скажу больше, у нас здесь больных страсть как не любят, тем более заразных. А тут жар, боль, да еще и пятна по всему телу. Ее тут же на носилки и в дом родственницы ее престарелой отвезли. Вот с тех пор Софью никто здесь и не видел.
– Говорили, будто бы она замуж вышла, – Шешковский думал о Лопухиной, история шелковой розы уже в который раз появлялась в этом запутанном деле.
– Полагаю, что вышла. Как поправилась, так и вышла. В любом случае, без приданого не оставили. А впрочем, вы Ивана Ивановича расспросите, он лично ездил к девице Шакловитой, должен знать подробности.
