К концу Масленой ненадолго вернулся из Швеции Салтыков, но спустя несколько недель его услали в Гамбург, где он теперь исполнял роль посланника. Это «ненадолго» чуть не довело Шешковского до полного помешательства. При Русском дворе все делалось неспешно, стало быть, Салтыков вполне может пробездельничать в Петербурге и месяц, и полгода, а за это время он неминуемо снова сошелся с нетерпеливо ожидающей его Екатериной.
Узнав через Владиславову, что цесаревна назначила ему время свидания, князь должен был появиться в компании Льва Нарышкина на вечернем приеме у Шуваловых, откуда затем прошмыгнуть к Владиславовой и далее уже в спальню к Екатерине. Поняв, что не в силах помешать этому свиданию, иначе как приказав убить докучливого любовничка, Шешковский обратился за помощью к Роману Воронцову, и тот увлек Сергея Васильевича в ложу франкмасонов, после чего поил до самого утра.
Согласно отчету прослушки, Екатерина Алексеевна не ложилась до трех утра, то и дело вызывая к себе камер-фрау Владиславову и обсуждая с ней, куда мог подеваться князь.
На следующий день Екатерина написала Сергею Васильевичу письмо, список с которого теперь лежал на столе у Шешковского. Она упрекала его сиятельство за ветреность и неверность клятвам. В результате свидание все-таки состоялось, но теперь уже было понятно, что звезда Салтыкова начала стремительно закатываться. Перестав быть камергером, он уже не мог в любое время свободно шастать по дворцу. Появились сложности и препоны, которые было не так просто преодолеть. Уже по тому, что в ответной записке Сергей просил Екатерину почаще показываться в обществе, было понятно, что в основном теперь они будут встречаться на людях. Впрочем, на этот раз сам Бестужев был заинтересован в скорейшей отправке Салтыкова за границу, так что очень скоро князь действительно отбыл.
Летом малый двор переехал в Ораниенбаум, где от нечего делать Екатерина решилась разбить садик. Для этой цели Разумовский направил к ней садовника и предсказателя Ламберти, который очень скоро ошарашил Ее Императорское Высочество смелым предсказанием о том что, Екатерина Алексеевна сделается российской самодержавной императрицей, что она доживет до глубокой старости и увидит своих детей, внуков и правнуков. Мало того, он объявил, что, согласно положению звезд, на престол она взойдет в 1762 году. В ужасе от произошедшего Шешковский изорвал документы и позже выслал дежуривших в тот день слухачей из Ораениенбаума, устроив их при Преображенском приказе, подальше от столицы. Единственной свидетельницей предсказания оставалась Мария Яковлевна Грузинская, которой Степан в последнее время доверял.
Глава 43. Станислав Понятовский
НОВОГО ВОЗЛЮБЛЕННОГО ЕКАТЕРИНЫ Алексеевны Степан изучал с олимпийским спокойствием, близорукий помощник английского посланника Уильямса отличался высоким ростом и чувственной красотой. При русском дворе Станислав Понятовский понравился сразу же нескольким дамам, что давало, хоть и слабую, надежду, что рано или поздно ему прискучит волочиться за замужней, причем хорошо охраняемой дамой, или он вдруг возымеет охоту жениться.
Некоторое время свидания Екатерины и Станислава действительно проходили на балах и приемах, так что можно было не беспокоиться. Шешковский изначально не относился к поляку как к серьезной опасности, ожидая, что со дня на день из Швеции явится ненавистный Салтыков. И напрасно. Естественно, что сам Понятовский не имел при дворе связей, которыми обладал коварный Сергей Васильевич, все изменилось, когда за дело взялся известный сводник Лев Нарышкин, который имел наглость уговорить цесаревну переодеться в мужское платье, после чего вывозил ее из дворца под видом своего секретаря. Получив это сообщение, Шешковский не знал, что и подумать. С одной стороны, Фредерика никогда не вела себя настолько неосторожно, с другой, при малом дворе уже сформировался весьма влиятельный клан Нарышкиных. Сама великая княгиня выбрала себе в подруги Анну Никитичну Нарышкину
[128], а та привела госпож Сенявину
[129] и Измайлову, обе в девичестве Нарышкины. Собственно, все началось с того, что Анна Никитична заболела, и Лев предложил Екатерине тайно навестить подругу, когда все лягут спать. Переодевшись, как ей было велено, а в гардеробе цесаревны всегда находились несколько мужских костюмов, в которых она охотилась или совершала конные прогулки, Екатерина Алексеевна отправилась в дом к Анне Никитичне, где ждал ее Понятовский.
Поняв, что таким образом она может, когда ей вздумается, выбираться из дворца и проводить всю ночь с возлюбленным, Екатерина не пренебрегала уже ни малейшей возможностью покидать свою золотую клетку.
С наступлением зимы двор переехал в Смольный, но так как этот дворец был небольшим, почти все фрейлины были вынуждены поселиться напротив в доме Матюшкиных, так что теперь Екатерина могла выходить уже без страха быть обнаруженной кем-то из своих дам. Цесаревна была снова беременна, и так как она пообещала не ездить во время всего срока верхом и не танцевать, ее оставили в покое, полагая, что она, как обычно, занята чтением в своих покоях. Так что с этого времени, не желая подвергать Екатерину опасности, Станислав сам приезжал в Зимний дворец в качестве секретаря Льва Нарышкина, и когда тот уходил играть в карты с великим князем, пробирался в покои любимой.
Двадцатого декабря Екатерина Алексеевна разрешилась от бремени, родив дочь, которую назвали Анной, в честь матери Петра Федоровича. Эта девочка также была унесена на половину государыни, и несчастная мать не имела никакой возможности хотя бы иногда видеть свое дитя.
После родов ее снова не выпускали больше месяца. За это время цесаревна общалась только со своими дамами, среди которых она доверяла лишь Анне Нарышкиной, Марии Грузинской, Марии Измайловой и Екатерине Шаргородской, с которыми дружила. Надеясь нащупать контакт в ближайшем окружении великой княгини и не преуспев в этом, Шешковский добился только одного: усилил положение супруга Марии Яковлевны, благодаря чему княгиня теперь бывала при дворе практически каждый день. Степан не вызывал к себе ее светлость и не пытался искать встречи с нею. О том, что происходило при малом дворе, он знал от своих шпионов, куда более важно, что Мария Яковлевна могла в любое время обратиться за помощью к нему.
Мало интересуясь внешней политикой, Степан пропустил подготовку к войне с Пруссией. Ему не было дела до союзнического договора с Австрийским двором, согласно которому императрица должна была выставить тридцать тысяч человек вспомогательного войска. Эту цифру поддерживал великий канцлер Бестужев, во всяком случае, заходивший время от времени в Тайную канцелярию Апраксин сетовал на упрямство венского посла графа Эстерхази, требовавшего, чтобы Россия поддержала Австрию всеми своими военными силами. В России Эстерхази сошелся с вице-канцлером графом Воронцовым и Шуваловыми. Так что Шешковский то был вынужден выслушивать своего непосредственного начальника Шувалова, который готовил речи для совета с призывами вступить в войну всей мощью российской армии, то доводы привыкшего доверять ему с благословенных ушаковских времен Апраксина, которого возмущала сама постановка вопроса, с какого это рожна Россия должна впрягаться за какую-то там Австрию?
