Пропускаю подругу соседки в квартиру, отмечая, что она напиток уже открывала, и это точно правильное решение, впустить её, неизвестно, куда она влипнет в таком состоянии, да ещё и в нашем районе:
— Тебе нужно умыться, — указываю на ванную комнату, и она кивает.
— Спасибо. Ты очень хорошая, Лика, — говорит серьёзно. А потом скрывается за дверью.
Тогда я была уверена, что всё делаю правильно.
И я ей действительно со временем очень помогу.
Вот только себе сделаю хуже.
Глава 13
Открываю глаза и обнимаю себя за плечи. Мне не холодно, напротив, становится душно, и, повинуясь порыву, распахиваю окно, несмотря на погоду. В комнату тут же врывается вечерняя прохлада вперемешку с запахом дождя, опираюсь ладонями на подоконник, некоторые капли попадают прямо на лицо, делаю глубокий вдох, а потом выдох и снова вдох. Это помогает.
Я весь год стараюсь не вспоминать о тех событиях, и сейчас эти попытки прожить всё заново оказываются слишком болезненными. Уговариваю себя, что своеобразная терапия мне поможет отпустить чувства. Выныривать из эмоций сложно: там, в прошлом, я ещё стою на пороге, нужно только шагнуть и позволить себе быть счастливой. Но сейчас я знаю, к чему это приведёт.
Смотрю на часы и понимаю, что уже довольно поздно, Глеб не появляется, возникает желание написать ему, я открываю контакты и держу палец над кнопкой «вызов», но не нажимаю. Астахов взрослый мужчина, к тому же предупредил, что будет поздно, и если он решил заглушить свою боль, развлекаясь всю ночь, я не должна ему мешать. Это его право и его выбор.
Вот только в груди разрастается тревожное чувство, оно не дает мне покоя: сегодня Демид угрожал Глебу, что помешает ему или тому, кто тоже в этом замешан воплотить угрозы? Хоть Бронский и говорит, что не его надо бояться, а всё равно ведь он откуда-то знает, что происходит. Получается, без бывшего не обошлось.
Некоторое время разглядываю уже потемневший от ожидания экран, Уговариваю себя, что не должна звонить, хоть и прихожу к выводу, что имею право волноваться за Астахова: он мне не чужой, и сегодня я его бросила. Глубоко вздыхаю: именно поэтому нужно дать ему время побыть одному. Кусая губы, убираю в карман телефон и иду спать.
Впервые так рано.
Мне снова снится Демид, и у нас всё хорошо: он мой, тот, прежний, и в отличие от меня, не знает, что это сон. А я не говорю. Он обнимает меня, прикасается губами, целует, мы оказываемся на нашей кровати, в нашей квартире, и я снова схожу с ума. Как раньше, как всегда с ним. И пусть это неправда, пусть это мазохизм, но тело покрывается мурашками, несмотря на тянущее чувство безысходности в груди, мне хорошо с ним даже в иллюзии.
А потом его руки становятся холодными, прикосновения грубыми, неприятными, они мне теперь не нравятся и вызывают отвращение, я пока что не понимаю, почему так происходит, и хочется просто сбежать. Вот только теперь он не даёт, держит, проводит пальцами по моему лицу и шепчет:
— Лика…
Тревога сковывает тело, оно тяжелеет, руки и ноги словно наливаются свинцом, больше не могу пошевелиться, потому что вдруг понимаю — голос не его.
— Лика, девочка моя…
Распахиваю глаза как раз в тот момент, когда к губам прижимается Глеб, мгновение и понимаю, что он пьян, потому что чувствую резкий запах спиртного, хочу освободить руки, но Астахов не дает, напротив, прижимается сильнее, но я упираюсь:
— Прекрати, Глеб! Отпусти!
Пытаюсь его оттолкнуть, но силы неравны, он будто меня не слышит, обхватывает сильнее, а я бью его по груди. Только он от этого лишь сильнее напирает, Астахов явно сейчас не в себе, обычно уравновешенный, теперь он на взводе.
— Глеб! Перестань, пожалуйста!
— С Демидом быть хочешь, а я не нужен, — произносит хриплым голосом, забираясь рукой в мои волосы, его движения неприятны, он пока что не переходит к иным действиям, но чувствую — может.
— Чем он лучше меня, Лика? Что вы все в нем находите?
— Давай просто поговорим, — пытаюсь удержать его на расстоянии.
Снова не слышит, целует в шею, ниже, снова в шею, находит губы, которые я отчаянно сжимаю, в какой-то момент он обхватывает ладонями моё лицо: в свете от окна замечаю его взгляд — он затуманен. Меня обволакивает настоящий ужас.
Пожалуйста, Глеб, не порть то шаткое, что у меня связано с тобой. Пусть не чувства, но я же доверяла тебе.
Понимаю, что сейчас произойдет за секунду до того, как он переходит эту грань, полностью наваливается, а я собираю все силы и отталкиваю его с криком:
— Я никогда тебя не прощу, Глеб, прекрати! Не прощу! Никогда! Никогда…
Чувствую, как он замирает, и мои глаза тут же наполняются слезами. Астахов отстраняется, как будто сам пребывая в растерянности, теперь он напуган. И раньше я его таким никогда не видела.
Он медленно меня отпускает, а я продолжаю мотать головой, но как только понимаю, что опасность миновала, быстро сажусь и подбираю ноги, убираю прилипшие пряди с лица, обхватываю коленки, а Глеб садится на край кровати и забирается руками в свои волосы.
— Лика, — произносит он растерянно, смотрит сквозь меня, хочу встать, но Астахов хватает меня за руку, я выдергиваю её тут же. И вскакиваю. Но выбежать из комнаты не получается, Глеб не даёт пройти: удерживает за плечи, и кажется, только сейчас приходит в себя.
Сердце колотится быстро-быстро, я набираю воздух в лёгкие, но мне его не хватает. Я обнимаю себя, сбрасывая руки Глеба с плеч, и делаю шаг в сторону, но он снова пытается меня задержать:
— Не трогай меня, — говорю, глядя исподлобья. — Не надо, Глеб.
— Лика, я бы не сделал этого.
— Дай мне уйти, — говорю, чувствуя, как глаза снова начинает печь от горечи.
— Я не могу, Лика, — произносит тихо. — Думал, что могу, но не получается. Я давно хочу тебя отпустить, но не выходит.
Он делает шаг, но я выставляю руку, уверенно пресекая его попытки приблизиться:
— Не подходи, пожалуйста.
— Чёрт, — он снова хватает себя за волосы. Я вижу, как он сдерживается и, наверно, если бы не то, что только что происходило, наплевал бы на мои слова и сделал ещё попытку остановить. Но сейчас замирает и просто смотрит в глаза. Он понимает, что это конец. Возможно, только сейчас.
Пользуясь растерянностью Астахова, быстро обхожу его и теперь точно знаю, что больше в этой квартире не задержусь, какая бы опасность мне не угрожала.
— Лика, я бы не сделал… — повторяет он и ударяет кулаком по стене, когда я вылетаю из комнаты. — Я не сделал бы, — слышу вслед. Возможно, он уговаривает сам себя — в его голосе сомнение.
И от его интонации становится не по себе. Все мои убеждения, все мои установки на данный момент бессильны, я не собираюсь сейчас разбираться в причинах его поступков. Всё, что мне хочется — просто уйти.
