Я не хочу на это смотреть и не понимаю, для чего и кому здесь нужна. Если это Бронский послал Ирину следить за мной, зачем в таком случае этот спектакль? Добить меня? На Оксану, конечно, не думаю, но если не своими руками — может ли она быть причастна к этой постановке?
Но ни Демид, ни его «подруга» меня не видят, не блуждают глазами по залу в поиске, Чистякова вообще никого не замечает, кроме Бронского; в приглушенном свете, я не могу разглядеть эмоции слишком отчётливо, но кажется, Демид совершенно не расслаблен, напротив — напряжен, он не улыбается и на взгляды Оксаны не отвечает. Но я всё равно большой радости от зрелища не испытываю: предпочитаю их вообще не видеть.
Поэтому пытаюсь отвлечься на Ирину, она что-то говорит про открытие новых офисов, ещё несколько фраз я просто пропускаю из-за нарастающего гула в ушах. Я снова не могу отвести взгляд от парочки, очень неудачно устроившейся как раз за спиной Макаровой, тусклый свет над их столиком, словно издеваясь надо мной, позволяет за ними наблюдать, а вот мы в тени, поэтому я их вижу, а они меня — нет.
Мазохизм это или какой-то гипноз, но отвести взгляд теперь не могу. Внутри разрастается злость, на них, на себя, на то, что никак не могу игнорировать происходящее, я мечтаю, чтобы лампы над ними вмиг перегорели, лопнули, погружая их столик в темноту, но, к сожалению, этого не происходит. И я задерживаю дыхание, кода Оксана несмело касается плеча Демида.
Она проводит рукой по плечу, придвигается и заглядывает в глаза, но Бронский её руку вдруг перехватывает, смотрит в упор, молчит. Оксана же делает вид, что ничего не происходит, она уже выпила пару бокалов, и видимо, это придает ей смелости, она улыбается, отстраняясь и вытягивает Демида на танцпол, он всё же поднимается и идет с ней, а я отмираю, делая глубокий вздох.
Медленная мелодия подходит к концу, её сменяют быстрые мотивы, и на танцпол прибывает народ; принимаются двигаться в ритм, ускоряясь, и другие пары, но я всё не могу оторвать взгляд от одной-единственной. Вижу как Оксана в танце опирается на Демида, словно теряя равновесие, и как он обхватывает её руками за талию, препятствуя падению, и как она вдруг неожиданно обхватывает его за шею и… прижимается к губам.
Сердце обрывается и падает в пятки, оставляя вместо себя жгучую правду — они вместе, теперь сомнений нет. И я резко отворачиваюсь, понятия не имея, откуда берутся силы на это.
Удивленная Ирина наблюдает, как беру бутылку и наполняю пустой бокал до краев, но мне плевать на её незаданные вопросы. Пью быстро, залпом, голову тут же наполняет туман. Надеюсь, что он полностью затмит сцену, которая разворачивается на танцполе, потому что я снова перевожу взгляд туда, где два когда-то близких мне человека стоят практически вплотную друг к другу.
Они уже не целуются, и я рада, что пропустила это зрелище, Демид что-то говорит Оксане и отходит в сторону вип-кабинетов, Чистякова же некоторое время просто смотрит ему вслед.
Глупая, догоняй же, кажется, тебе сейчас перепадёт счастье.
Но она медлит, нервничает — я понимаю это по тому, как она сжимает пальцы, обхватывая себя, и нервно водит руками по плечам, словно согреваясь.
Но в зале жарко, а сейчас и одна вип-комната наполнится разгоряченным дыханием вперемешку со стонами, потому что Оксана наконец решается и следует за Демидом. Больше не собираюсь здесь находиться: быстро поднимаюсь с места и бросаю несколько купюр на стол.
— Уже уходишь? — хлопает Ирина ресницами. — Лика, но…
— Всё в порядке, не переживай. Думаю, те, кто тебя послал, цели достигли. Ты хорошо поработала.
— Но ничего же не…
— Случилось. Я сыта по горло вашей игрой, — я быстро вдыхаю и выдыхаю, успокаивая пульс. Стараюсь не думать, что прямо сейчас происходит в випе. — Кто тебя послал?
Ирина непонимающе качает головой.
— Я спрашиваю, кто?
Точно знаю, она не ответит. И если я всё же надеялась, что хоть часть её слов правда, сейчас сомневаюсь и в этом небольшом проценте.
— Лика, какая муха тебя укусила? Мы же говорили об этом, подожди…
— Прости, но мне уже пора. Засиделась что-то.
Разворачиваюсь, но Макарова, поднимаясь следом, останавливает меня, беря за локоть, и я оборачиваюсь:
— Лика, всё, что я рассказала — правда.
— А ещё ты говорила, нашу дружбу завершит заказ. Ты была права. Всё закончилось.
Она отпускает мой локоть, а я лишь ухмыляюсь:
— Будь аккуратнее на дорогах.
Ирина молчит, добавить ей явно нечего. И теперь беспрепятственно быстрым шагом направляюсь к выходу, сжимая в руках пиджак с сумкой. Больше я не оглянусь.
Но в холле сворачиваю не к выходу, а к дамской комнате, где какое-то время умываюсь холодной водой. Остужаю пыл едва, но выхожу, всё же немного успокоившись и уже вызвав такси.
На улице в кого-то врезаюсь, моё «простите» не особо воспринимается тем, в кого впечатываюсь, на извинения мужчине явно плевать, поднимаю взгляд и тихо ругаюсь под нос, мне вообще не до этого амбала, который сейчас пьяно дышит и, кажется, недоволен.
— Куколка, это ты мне? — всё же слышит он мои высказывания.
Но я лишь делаю шаг в сторону:
— Дайте пройти.
Пропускать меня, конечно, никто не будет, мужчина тоже делает шаг в сторону и качает головой, явно не собираясь удаляться с моего пути. Напротив, он словно ищет и находит повод прицепиться. Я не чувствую страха, лишь раздражение и, может, совсем немного досаду: вечер и так выходит паршивый, а теперь ещё и этот не даёт пройти.
Оглядываюсь, понимая, что помощи ждать неоткуда: парочка, которая обжималась только что у входа, юркает внутрь, избегая разборок, и мы остаемся на пустынной улице одни.
Мужчина делает шаг и хватает за руку, но я свою одергиваю, даже пытаюсь обогнуть мужчину, однако мой манёвр не спасает — пьяный боров лишь распаляется и резким движением притягивает меня так, что обе мои руки теперь в его захвате, а попытки отпихнуть этого идиота заканчиваются ничем.
Он заплетающимся языком говорит, что мне следует с ним быть повежливее, потому что персона он важная, а я отмечаю, что он продолжает держать слишком крепко для человека в таком состоянии, но всё равно его не боюсь, внутри всё занято другими чувствами, от которых я ещё не отошла, и лишь когда он наклоняется, обдавая перегаром, становится действительно не по себе.
А потом я слышу как позади открывается дверь, и спустя несколько секунд мужчина с удивленным видом отлетает в сторону. Я распахиваю ресницы, только сейчас по-настоящему испытывая ощущения отличные от злости. Чувство дежавю и учащённый пульс — только спасает меня сейчас не Глеб.
— Ты чего… да я… я же… просто спросить хотел… совсем сдурел? — мужчина хватает ртом воздух, когда мой спаситель его отпускает, буквально отшвыривая. То, что он невероятно значимая персона, мужчина, видимо, забывает. И почему-то мне кажется, что теперь он вовсе не пьян, или быстро пришел в себя, речь по крайней мере к нему вернулась чёткая.
