— Глеб?
Вижу, что попадаю в точку, и в голову врываются сотни вопросов. Мысли хаотично обдают то холодом, до жаром. Я вспоминаю, намеки Астахова, что Мирослав меня больше не потревожит, но всё равно не вижу в этом очевидного ответа. Допустим Глеб что-то нарыл на Юдина, но при чем здесь я до сих пор неясно.
— Зачем ему это?
— Интересный вопрос, — снова получаю взгляд в упор. Замечаю на лице Демида тень недоверия. Мне прямо сейчас кажется, что он словно прощупывает, проверяет на достоверность мои эмоции. Он мне не верит? Не верит, что я действительно ничего не знаю? — С одной стороны, Мирослав действует без церемоний, — тем временем продолжает Демид, всё ещё оценивая мою реакцию. — И его предположения, что вы вместе что-то задумали, уберегает и тебя от его определенных действий. Можно решить, что Глеб тебя таким образом оберегает, — за ухмылкой Демида следует мрачный взгляд.
Теперь по позвоночнику пробегает холод — факт очевидный, этот Мирослав способен на многое, ради достижения цели. Особенно если дело касается больших сумм.
— Но ведь Юдин может легко понять, что я не в курсе. Да хотя бы просто спросить. И откуда бы мне вообще это знать.
— Допустим, ты понятия не имеешь о происходящем…
— Так и есть, — говорю уверенно. Демид непоколебим, но не спорит:
— Хорошо, — кивает, соглашаясь пока что только внешне. Что он на самом деле думает, я знать не могу. — И что бы ты сделала, если бы он напрямую поинтересовался у тебя бумагами?
Закусываю губу:
— Попыталась бы выяснить, почему он считает, что у меня эти документы могут быть.
— Ты бы принялась их искать, — кивает Демид. — За тобой бы, разумеется, проследили, но в этом есть риск. Если ты не в курсе, могла бы нарыть что-то, что Юдину не понравилось бы. Вариант, что ты действительно осведомлена и заодно с Глебом, сделал бы тебя более осторожной, и до бумаг добраться стало бы в разы сложнее. Куда проще было за тобой наблюдать и сначала выяснить, что ты знаешь.
Теперь понимаю, к чему он клонит. Юдин не знает, в курсе ли я, что эти документы существуют, что в принципе так и есть. Занимая позицию наблюдателя можно очень много выяснить перед тем, как действовать, сбор фактов для полноты картины верная стратегия в ряде случаев, я и сама так делаю, правда в совершенно других сферах, но мои действия безобидны в отличие от того, чем занимается Мирослав, и у него достаточно полномочий для более быстрых решений.
— Куда проще использовать тот же шантаж, — пожимаю плечами и снова получаю в ответ ухмылку.
— Юдин не зря занимает свой пост. Он следит за своей репутацией и действует по-другому. Шантаж проще, но лишает иных привилегий.
Не могу не согласиться с этим, всего одна встреча с этим человеком позволяет мне понять простую вещь — он опасен, опасен настолько, что кажется пробирается в твои мысли ещё до того, как ты приходишь к какому-то выводу.
Но вряд ли к Юдину возможно подкопаться — слишком безупречна его «оболочка». Даже сейчас, вспоминая атмосферу, царившую в его кабинете, хочется поёжится и обнять себя руками, закрыться и не дать позволить собой манипулировать.
Крутится какая-то мысль, которую никак не могу ухватить, слишком много новостей для одного утра, нужно для начала мысли в порядок привести, осознать, что с этим делать дальше. Бронский так много знает о Юдине, что невольно прихожу к выводу — он во всём этом не сторонний наблюдатель. Это лишь подтверждает мои предыдущие сомнения относительно него и становится снова не по себе.
Мы теперь молчим и кофе допиваем в тишине, я перевариваю новые факты, Демид просто наблюдает за мной, и под его пристальным взглядом снова чувствую волнение. Юдин, Глеб, документы — всё это постепенно отходит на второй план, потому что Бронский всё чаще бросает взгляд на мои губы.
— И почему ты мне сейчас это рассказываешь? — задаю вопрос, пытаясь отогнать морок. Я чувствую, как тяжелеет воздух, Демид немного наклоняется и пониженным тоном произносит:
— Потому что раньше был уверен, что ты в курсе некоторых действий Глеба.
— А сейчас…
— А сейчас нет, — отвечает односложно. При этом он не договаривает, я вижу это, но даже то, что делится информацией — уже событие невероятное. И рассчитывать на подробности глупо, Бронский выдает только то, что считает нужным.
Напряжение растет, кофе допит, разговор окончен, следующий шаг — Демид просто уйдет, оставив мне лишь воспоминания о нашем сумасшедшем порыве и аромат парфюма на подушке. Но когда уже встав с места, определяю чашки в раковину, чувствую позади движение и резко оборачиваюсь. Демид стоит в паре шагов и наблюдает за мной исподлобья.
— Мне пора, — говорит он. И всё-таки скользит взглядом ниже, моя футболка кажется теперь мне слишком короткой, хоть и прикрывает бедра. Когда Демид поднимает взгляд, я просто киваю. Делаю шаг в сторону, решая, что он пройдет на выход, там в прихожей его рубашка и пиджак, но Бронский, видимо, решает пропустить меня, поэтому шаг делает в мою сторону, и мы теперь друг к другу слишком близко.
Удар сердца, потемневший взгляд, и Бронский одним движением вдруг притягивает меня к себе. Этот жест не порыв страсти, это нечто большее, более глубокое и осмысленное, Демид теперь крепко прижимает меня к своей груди, гладит по волосам, зарывается носом в мои волосы и делает глубокий вдох.
— Будь осторожна, Лика, — слышу его шепот. — Будь, пожалуйста, осторожна.
Его губы у виска, стук сердца под моими ладонями, мне уже больно, что он меня оставляет. И я отчаянно сжимаю губы — не хочу, чтобы он уходил, это сильнее меня. Поднимаю взгляд и тут же чувствую на себе мягкие губы, Демид целует меня, едва касаясь, осторожно, бережно, впервые вот так за всё время, что мы сегодня провели вместе.
Кружится голова, внутри расползается тепло, он уходит, но я отдаюсь моменту, отбрасывая прочие мысли. Отвечая на поцелуй, вкладываю все свои чувства — просто тону в этом мужчине, понимая, что это последняя возможность его обнять, пустота уже подступает, хотя я всё ещё чувствую под ладонями сумасшедший ритм.
Прекращается всё резко, Демид просто отрывается от меня и снова утыкается в волосы, тяжело дыша. А я хватаю ртом воздух и уже ничего не могу поделать с единственной мыслью, заполняющей полностью своей необратимостью. Всё. Это конец.
Гул в ушах нарастает, мне вдруг кажется, что Демид шепчет: «Прости». Но пульс бьется слишком громко, чтобы быть уверенной, что мне это не слышится. Поднимаю взгляд, а Бронский разжимает объятия и делает шаг назад.
Наблюдать, как он уходит — это мазохизм, но я все равно слежу за каждым его движением.
Молча, Демид бросает на меня ещё один взгляд, который пробивает до дрожи, но я стою не в силах пошевелиться. Он разворачивается и скрывается за аркой, не иду за ним, я должна дать ему уйти. Спустя пару минут слышу хлопок двери и теперь бегу в прихожую, словно только что отмираю.
