Мой муж стискивает зубы, я вижу и то, как он сжимает кулаки.
— Демид, — шепчу одними губами.
И в следующую секунду, он срывается, Глебу прилетает незамедлительно, и завязывается борьба, я не успеваю как следует испугаться, потому что от шока не могу прийти в себя до сих пор. Драка также внезапно прекращается. Демид отпихивает Астахова к стене, бросает на меня уничтожающий взгляд и просто выходит.
Я не сразу отмираю, а когда понимаю, что произошло, бегу к двери, но меня останавливает Глеб.
— Он ушёл, Лика. Куда ты в таком виде? Он всё равно ушёл, — прерывисто дыша, повторяет Астахов, скулы, как и губы, разбиты.
— Ушёл, — шепчу еле слышно.
Ловлю взгляд светлых глаз и вырываюсь из хватки, Глеб отпускает меня тут же, а я опираюсь на ближайшую стену и, протирая её спиной, опускаюсь вниз. Закрываю ладонями лицо.
А потом просто слышу отчаянный крик.
И не сразу понимаю, что он мой.
_________________________________________________
Афтепати* — вечеринка, следующая за каким-либо мероприятием
Глава 34
Наши дни
Новая вспышка молнии, и я открываю глаза. Коротко вдыхаю и выдыхаю — прямо сейчас по новой чувствую всё, что переживаю тогда. Разъяренный взгляд Демида стоит перед глазами, и я даже здесь, в расстоянии года от того кошмара, ощущаю холод, которым он обдаёт меня в то необратимое утро.
Медленно поднимаюсь с кровати. Голова раскалывается, тошно до помутнения.
Подхожу к окну и отмечаю, что на улице уже темно, ухмыляюсь, сначала решаю выпить кофе, бросаю взгляд на кофеварку, на две чашки в раковине и чувствую новую порцию горечи. Просто иду в комнату и снова зарываюсь в простыни.
Несколько дней так и проходят в тумане. Нет, я уже выбираюсь из дома, даже веду лекции, но ничего не чувствую. Любимое дело больше не спасает от уныния, и клиенты мне теперь не помощники. Апатия подкрадывается со всех сторон, я просто бесцельно на автомате продолжаю жить, не анализируя происходящее.
Меня на удивление никто не беспокоит. Ни Ирина, ни таинственный заказчик нашей дружбы, ни кто бы то ни было ещё. Но я каждый раз вздрагиваю, получая очередное сообщение.
Не знаю, на что надеюсь. Вспоминаю наше прощание с Демидом, и сердце на куски разрывается. Оно глупое, всё надеется, оно верит, оно же чувствует.
Сегодня я прихожу домой раньше, и вместо того, чтобы по обыкновению свалиться на кровать, чтобы весь вечер просто пялиться в потолок, изменяю недельной традиции и сажусь в кресло. Тут же выхватываю взглядом на столике записную книжку, которая лежит там же, куда и положила ещё несколько дней назад, притягиваю её к себе и, скорее по инерции, открываю, листаю, перебирая пальцами страницы и слушая бездушный шелест.
Смятый лист, на котором я делала пометки, так и лежит вложенным внутрь, достаю его и, расправляя, вдруг замираю. Смотрю некоторое время, пока медленные удары в груди отбивают глухой ритм, а потом чувствую, как накрывает волной дрожи. Нервной, зудящей в каждой клетке.
Я сейчас как школьница, которой влюбленный мальчишка внезапно подкидывает записку в рюкзак. Только вместо любовного передо мной признание другого характера.
Рядом с моими пометками почерком Демида: «Почти угадала». И обведены некоторые пункты, которые я сама записала совсем недавно. От них стрелкой тянется линия к имени «Глеб», а кое-что всё же к имени «Демид». И несколько линий к дописанному «Лика». Я даже оглядываюсь и тут же понимаю, насколько это смешно. Конечно, в квартире, кроме меня никого нет.
И не было всё это время.
Я бы заметила обязательно. По еле уловимому аромату, по мелочам, по ощущению. Больше скажу, каждый раз, приходя домой, я ищу хоть какие-то следы его пребывания здесь, но тщетно.
Бронский не появляется.
Его нет.
И выходит, эти записи он делает в ночь, когда я считаю, что сплю на его плече.
* * *
Перед сном я ворочаюсь: мысли, которые всю эту неделю я давлю, как только они появляются, теперь врываются потоком, словно нашли лазейку, и теперь опережают друг друга, словно в схватке, кто же ранит больнее. Зря стараются. Они все попадают в цель. И утром я встаю совершенно разбитая.
Сегодняшнюю лекцию провожу снова на автомате. На улице хмуро, темно так, что кажется, день близится к завершению, повсюду сумерки, а с неба свисают тяжёлые тучи, лишь временами срывается пара капель, но на этом всё.
Уже иду по направлению к парковке, когда вижу её. И скептически поджимаю губы. Мне вот только Чистяковой и не хватало.
Оксана стоит недалеко от входа, огромные тёмные очки закрывают половину лица, довольно странный аксессуар, учитывая, что на улице и так практически темно, но всё же меня больше удивляет её появление, чем внешний вид.
— Привет, Лика, — говорит она тихо, когда я с ней равняюсь. — Мы можем поговорить?
Теперь понимаю, зачем ей очки.
Оксана плачет. Прямо сейчас замечаю на щеках мокрые дорожки, делаю глубокий вдох и всё же указываю в сторону парковки. У самой сил нет, но в свете последних событий просто не могу проигнорировать её нахождение здесь. И когда мы садимся в машину, Чистякова очки снимает.
Я не ошибаюсь: красные от слёз глаза, распухшее лицо, искусанные губы, девушка, должно быть, уже сутки плачет.
— Что ты хотела, Оксан? — задаю вопрос, предчувствуя, что случилось что-то серьёзное. Сердце сжимается от предположений, но я их торможу.
Сначала выслушаю её, а тут мне нужна свободная от накрученных мыслей голова. Чистякова молчит, сжимает губы, они дрожат. Девушка просто пытается справиться с эмоциями, и когда уже считаю, ей нужно помогать, чтобы она наконец начала говорить, Оксана вдруг закрывает ладонями лицо и выдаёт, переходя на рыдания:
— Демиду… угрожает опасность. Но он… он… Он меня не слушает, Лика.
Оксана пытается успокоиться, вытирает протянутой мною салфеткой лицо, а я внимательно её разглядываю.
— Расскажи всё, — говорить пытаюсь спокойно, но чувствую, как охватывает тревога. — Почему ты ко мне пришла?
— Ты могла бы его переубедить, это же он из-за тебя… Из-за тебя…
Оксана снова плачет, плечи трясутся, мокрые волосы липнут к лицу. Она всё-таки не может справиться сама, поэтому хватаю её за плечи и, пытаясь прекратить истерику, хорошенько её встряхиваю. Девушка удивлённо поднимает глаза.
— А теперь по порядку. Что произошло и причём здесь я?
— Иван… Он приходил ко мне, угрожал, говорил, я не могу держать язык за зубами, поэтому начнут страдать близкие мне люди. Из его речи, поняла… — Оксана всхлипывает снова, — что Демиду и так грозит опасность, у Юдина терпение заканчивается, и сроки поджимают. Сказал, что пора решать проблемы кардинально.
