Мотаю головой. Какой-то бред. Это Демид перекрывал мне кислород. Это ведь он не давал мне работать. Отзывал проекты, да у него в связях полгорода. Что мог против него Глеб?
— Я подставлял его, Лика, — снова ловлю взгляд светлых глаз. Зрачки сужены, но вид у Астахова не виноватый, наоборот, победоносный. — Не без помощи, не своими руками, говорю же, заключил сделку. Тебе в городе не дают прохода, а ты думаешь на Бронского. Идеально. Я наслаждался тем, как он теряет позиции в твоих глазах. Хоть в чём-то я его обошёл.
Хмурюсь и вспоминаю, как Глеб всё это время настраивал меня против Демида. Новой волной накрывает осознание:
— И подливал масло в огонь.
— Подливал. Но только не надо из бывшего делать святого. Еще неизвестно, кто большее зло, — Астахов растягивает губы в улыбке, взгляд же остаётся безумным. — Твой Бронский недалеко от меня ушел. И старший туда же. Но что-то я разболтался.
Глеб берёт бокал и опрокидывает его, выпивая оставшуюся жидкость до капли. А потом снова продолжает. Есть такое в людях, если долго молчать, изнуряя себя, изгрызая, потом, когда начинаешь говорить, словно открывается ящик Пандоры, даже во вред себе доводишь рассказ до финальной точки. Не думая о необратимых последствиях. И Астахов, словно перекладывает груз, который носил в себе всё это время, на меня. Его балласт падает сверху, прибивая новыми деталями, набираюсь терпения и молчу.
— Сначала я согласился на все их условия, но я же блефовал, да, я знал, что бумаги существуют, а где они — нет. Документы в итоге так и не нашел. Либо кто-то постарался до меня, — Глеб делает паузу, окидывает меня взглядом, я как будто слышу его молчаливый намёк «ну же, Лика, догадайся сама», но выводы делать пока что не берусь.
И Астахов, качая головой, рассказывает дальше:
— Либо бабуля от них избавилась всё же, — заканчивает он мысль. — Я предоставил отчёт Мирославу. Документы, если и были, то хранились в доме, они сгорели, вот такая случайность. Их нет. Знаю о них, только я. Оказывается, ты не в курсе, я проверил. Он, конечно, не верит, и считает, что мы с тобой спелись, но и на это у меня заготовлен план. К счастью, тебе и играть не нужно, ты правда не в курсе. Я всё продумываю… Ты это время находишься у Юдина. А я вроде как на встрече. Никто и понятия не имеет, что на неё я успеваю, едва вернувшись в город. За мной следили. За моим джипом, но за рулём был не я. Безупречно срабатываю, и хоть сомнения Юдина одолевают, я выигрываю время. И напоминаю, что есть ещё кое-что.
Я наклоняюсь немного вперед в ожидании подробностей, а Глеб нечёткими движениями, будто застегивает рот на замок, обозначает, что про это «кое-что» не расскажет. А потом продолжает:
— Он, конечно, может от меня избавиться, поняв, что тех документов у меня нет, но за моими плечами народ, жаждущий справедливости. Культурное наследие города хотят восстановить на месте пожара, верят, что я хочу им помочь, с реставрацией сгоревших зданий, бунтуют против нового комплекса, — Глеб говорит это небрежно. И что-то мне подсказывает, на культурное наследие ему плевать. — Эти одержимые своей идеей после моей кончины такое развернут, что Юдин не будет успевать удалять и устранять неугодных. Ему потом несладко придётся, впрочем и после пожара было дел невпроворот, но тогда у него было время всё подчистить, уладить, а у народа не было идейного вдохновителя, вроде меня, кого бы они считали авторитетом, а теперь есть, — Глеб указывает на себя, оставаясь серьезным. Да уж. Народу явно не повезло. Я и сама какое-то время назад считала, что Астахов печется о городе, оттого и влез в этот проект с реставрацией.
— И Юдина это бы остановило?
— У Мирослава же сроки, и ему вся эта шумиха не нужна. Сейчас. Сейчас это того не стоит, возможно. Не всё он от меня получил, — Глеб издаёт смешок.
— А потом? — задаю вопрос, чувствуя, как холодеют ладони.
— А потом будь, что будет. Главное, что от тебя отстанут. Ещё понаблюдают какое-то время и отстанут. Если ты, конечно, сама никуда не влезешь. Тем более, у тебя теперь есть защитник, — криво усмехается Астахов. Берет бутылку, крутит её и понимая, что она пуста, поднимает взгляд вновь: — Я сам себе сделал подлость. Я идиот. Дважды.
Глеб снова нервно смеется, ставит локти на стол, и трёт лицо, успокаивается. Астахов рассказчик не самый лучший, но я понимаю, о чём он говорит. Наверно, потому, что сама не раз в голове прокручиваю разные сценарии, вот только не ожидаю таких откровений всё равно.
Во-первых, я уже влезаю. И в такой ли уж безопасности нахожусь — ещё вопрос. А во-вторых… каких бы дел ни натворил Глеб, а всё же не хочу, чтобы он расплачивался своей жизнью. Глупостей он наделал, и пусть на него злюсь, оправдать его вряд ли возможно, но и обвинять во всех грехах тоже. Я хорошо знаю, что такое пожирающая изнутри безысходность. Просто у каждого свой порог боли.
И в третьих.
Защитник. С чего он взял?
Смутное беспокойство превращается в уверенность. Астахов знает, что мы провели ночь с Демидом. Откуда?
Удар в груди, ещё один. Чувствую, как охватывает дрожь, сначала волной, потом непрекращающейся тяжестью внутри.
— Глеб, — зову его, он поднимает на меня тяжёлый взгляд. Улыбается неестественно. Как будто знает, какой вопрос я задам.
— Возле клуба. Тот мужчина, его подослал…
— Я, — обрывает меня он. — Да, я. И не смотри так. Ты просто не представляешь, что я к тебе испытываю. И как сильно хотел вернуть твоё расположение.
Он трёт ладонями лицо и снова усмехается:
— Лика, Лика… Что же ты со мной делаешь?
Даю ему время, с трудом удерживаясь от всего того, что хочется прямо сейчас высказать. Но выплеснуть эмоции — значит сбить Глеба с мысли, учитывая его состояние — это не сложно. А я хочу докопаться до истины, поэтому терплю. Стискиваю зубы и молчу.
— Вспомнил историю нашего знакомства, — слышу его откровение, — и решил, ты оценишь. Но твой бывший муженёк какого-то чёрта опередил меня. Снова.
Я восстанавливаю вечер в клубе и сжимаю пальцы. У меня уже возникают мысли по поводу Глеба, но пока они не озвучены, так и остаются только догадками.
Как долго я не принимаю очевидное? И решаюсь на следующий вопрос.
— Ирина… она по твоей просьбе притащила меня в клуб?
Замираю в ожидании, но вдруг вижу в ухмылке ответ, и к горлу подкатывает ком, всё тело сводит оцепенением в один миг, а потом отпускает.
— Не такие уж и просьбы, — подтверждает мои догадки Астахов. Пьяно усмехается. А к моим щекам подступает жар.
— Зачем, Глеб?
Он качает головой. Отпираться, по видимому, не собирается, но и отвечать не готов. И лишь количество пустой тары даёт мне надежду, что продолжение будет.
— А не было у меня выбора, Лика. Мне нужно было знать, что с тобой происходит, и делать это выходило лишь на расстоянии. Но Ирина очень несговорчивая особа, на неё и раньше было сложно надавить. Она единственная не послушалась приказов сверху и решила с тобой сотрудничать. Вот мне и пришлось вмешаться.
