Дверца кареты распахнулась, опустилась приступка. Мужчина подошел к ней, но садиться не спешил. Казалось, он что-то сказал тому, кто находился в экипаже, затем медленно покачал головой. Поднял лицо вверх, словно выискивая что-то на небесах, но, возможно, заметил только усиливающийся снегопад. Затем залез в карету, резко ударил по ее стенке и закрыл за собой дверцу. Экипаж сорвался с места и свернул на Пикадилли в облаке вихрящейся мглы и лошадиного дыхания. Через несколько мгновений уже не было слышно ни клацанья колес, ни стука копыт.
IV
К утру от снегопада остались одни воспоминания. Снег еще лежал лишь на закопченных выступах, а на дорогах колеса баламутили слякоть, обращая ее в грязевые потоки. Было относительно рано, полностью не рассвело, но улицы Сохо переполняли мужчины и женщины всякого пошиба, а также омнибусы и повозки, запряженные лошадьми. Пошатываясь, Гидеон оцепенело тащился между ними. Глаза застилала серая пелена. Время от времени он отклонялся от прямого пути, чтобы передохнуть, прислонившись к стене или фонарному столбу, или выдавить из себя тонкую струйку жгуче-противной рвотной массы. Он до сих пор ощущал смолистый сладковатый запах, помрачивший его сознание. Им пропитались его легкие, его дыхание. Двигая головой, он чувствовал, как этот запах туманит рассудок, засасывает душу.
Мисс Таттон исчезла. В этом он был уверен. Что ее нет рядом, Гидеон понял еще во сне, ощутив отсутствие девушки раньше холода. Разбуженный церковным сторожем, он сразу подумал, что нужно ее поискать. Сторож начал поднимать Гидеона на ноги, но тот вырвался от него и, толком ничего не видя, рукой стал шарить по холодным каменным плитам, ища хоть какое-то напоминание о ней, какой-нибудь знак, указывавший на то, что она ему не приснилась.
Сначала он нащупал влажную грязную тряпку, а рядом – некий маленький предмет, который он мог бы и не заметить, если бы ладонью не задел его покореженный край. Памятный подарок. Значит, она все-таки его хранила. Гидеон только успел схватить вещицу, как пожелтевшие от табака когтистые пальцы взяли его за шкирку и поволокли из алтарной части.
Гидеон извивался и выворачивался, в отчаянии оглядывая церковь.
– Юная девушка! – кричал он. – Прошу вас, сэр, здесь была девушка… Вы видели, как она ушла? Или ее унесли?
– А-а, девушка, – прорычал сторож, дыша на него перегаром. Старый уродливый хрыч обладал поразительно свирепым нравом. – Девиц ему подавай! Грешит все, никак не угомонится. Блудить сюда явился и еще требует, чтобы в приходской книге вели учет его распутниц. Брысь отсюда, паскудный щенок.
Гидеона развернули и тычками снова погнали по проходу. Он чувствовал, как в его тело над бедром то и дело вонзается когтистый палец.
– Сэр, вы ошибаетесь на мой счет, – сказал Гидеон, спотыкаясь. – Я и сам готовлюсь принять духовный сан, а мы находимся в святом месте. Молодая леди, которую я нашел здесь, была больна или ранена, и я остался с ней до прибытия помощи. Но она стала жертвой преступления. Перед тем как меня лишили сознания, сэр, я успел выяснить, что той девушке грозила опасность. Нужно постараться найти ее, сэр. Вы же понимаете, что это наш христианский долг.
Сторож его не слушал. Он продолжал браниться, выгоняя Гидеона из церкви. Если и поверил его словам, они его не тронули. Пинком под зад он вышвырнул Гидеона на улицу, и когда тот повернулся, снова взывая к его жалости, сторож поднял выброшенную кем-то свиную ногу и запустил ею ему в лицо. Затем напоследок еще раз громко выругался и захлопнул дверь.
Гидеон побрел по Шафтсбери-авеню, пробираясь между гружеными повозками и тележками уличных торговцев, протискиваясь между двумя застрявшими омнибусами, которые пытались сдвинуться с места. При этом он силился упорядочить свои мысли и составить четкий план действий. Он был уверен, что мисс Таттон стала жертвой вероломства каких-то злодеев и ее нужно срочно спасать. Но к кому обратиться за советом и помощью? Произошедшее накануне вечером он все еще помнил неясно и пока был не в состоянии постичь смысл всего, что она ему сказала, но ее слова относительно его дяди имели только одно толкование.
Сначала они забрали его.
Но дядю он все равно попытается отыскать, решил Гидеон. Мисс Таттон, несомненно, говорила серьезно, однако не исключено, что ее саму ввели в заблуждение. Если ее чем-то одурманили, как он полагал, возможно, ее убежденность стала результатом галлюцинаций. Сначала нужно пойти туда, где живет дядя, тем более что ему все равно податься больше некуда. Вдруг дядя все же окажется дома. Они вместе сядут завтракать, и за укрепляющей утренней трапезой Гидеон поведает опекуну о событиях минувшего вечера. Дядя внимательно его выслушает и сразу поймет, что можно сделать.
Эта радужная перспектива воодушевила Гидеона, но дурное предчувствие не отпускало. Если это правда – если преподобный доктор действительно пал жертвой тех, о ком она говорила, значит, нужно готовиться к худшему.
Его больше нет. Нет.
Отношения Гидеона с дядей носили весьма специфический характер, но, кроме Нейи, из родственников у него больше никого не осталось, и конечно же, тяжесть такой утраты со временем он ощутит в полную силу. Между тем, если его опасения подтвердятся, он должен сохранять здравомыслие. Эти ошеломляющие обстоятельства необходимо изложить так, чтобы ему поверили и он смог обеспечить себе надежное положение хотя бы до тех пор, пока не представит доказательства обоснованности своих притязаний. И в то же время нужно добиться, чтобы поиски мисс Таттон начались незамедлительно.
Решено: он идет к дому на Фрит-стрит. Отрекомендуется домовладелице, у которой дядя снимает жилье, и постарается убедить ее в честности своих намерений. Если окажется, что Нейи пропал или с ним случилось еще что похуже, он попросит, чтобы его пустили в комнаты дяди, где, может быть, удастся найти информацию о том, чего – вернее, кого – боялся его опекун. В крайнем случае он, возможно, сумеет отыскать там свидетельства своего родства с дядей и на этом основании будет вправе рассчитывать на некоторое гостеприимство.
Погруженный в свои мысли, Гидеон вздрогнул в испуге, почувствовав, как кто-то грубо схватил его за плечо. Остановил его небритый парень с землистым цветом лица, который, казалось, с трудом держался на ногах. На нем была некая униформа, причем на мундире, который по цвету и стилю отличался от брюк, не хватало нескольких пуговиц.
– Эй, приятель, – заплетающимся языком обратился он к Гидеону, не снимая руки с его плеча. – Испугал, да? Прости, шеф.
Парень покачнулся вперед, и Гидеон на вдохе уловил кислый перегар джина.
– Прости, шеф, – повторил он. – Но ты не беспокойся, я полиф… – Он умолк, не закончив фразу, потому как стал заваливаться на бок. – Я полицейский, – все же сообщил он, выпрямившись при поддержке Гидеона. – Из полиф… сержант я, ясно, да? – Парень разразился отрыжкой. – Прости, шеф. Засиделся малек с вечера.
– Понятно. – Гидеон старался не крениться под тяжестью виснувшего на нем парня и держался чопорно, совсем не радуясь этой новой задержке. – Чем могу служить, сержант?
