– Я пол-утра крахмалила этот шарф, – сказала мисс Таттон, – и все остальное. Пол-утра! Как будто у меня других дел нет. Вы этого не замечаете, и бог с вами – слоняетесь по дому, как лунатик, – но в тень вы меня не затащите. С вашего позволения, мы идем туда. Если уж пригласили девушку на прогулку, то хотя бы отведите ее на рынок и купите ей апельсин.
При этих словах Гидеон мог бы удариться в панику: он почти неделю жил в Лондоне и за это время поиздержался. У него не хватило смелости обсудить денежный вопрос с дядей, но он понимал, что деньги нужно где-то достать. И вот сегодня утром, мучимый стыдом и страхом, он взял из дядиной библиотеки «Памелу» мистера Ричардсона, завернул книги в мешок из-под муки и отнес их одному из книготорговцев на Сесил-корт. Тот внимательно осмотрел корешки с рифленым золотым тиснением и с выражением презрения в пронизывающем взгляде отсчитал восемь шиллингов шесть пенсов.
Не бог весть какое состояние, но Гидеону нередко случалось по две недели жить и на меньшие средства. Он отчаянно жалел, что у него нет опыта в подобных делах, но решил, что эта сумма позволит ему избежать конфуза. Итак, сначала они отправились на рынок Биллингсгейт, где на прилавках в одной из галерей лежали самые разнообразные продукты. У какого-то испанца, торговавшего в том числе критмумом и лаймом, Гидеон купил два пухлых мандарина. Съев цитрусы – мисс Таттон счищала шкурку большим пальцем и с наслаждением вдыхала ее аромат, – они пошли бродить по уже пустеющему рынку и на цокольном этаже нашли уголок, где еще можно было купить пахнущие морем сердцевидки и литорины, которые накладывали в газетные кульки.
Не имея никакой конкретной цели, с рынка они направились в западную сторону – прогулочным шагом прошлись по Кэннон-стрит, задержались у собора
[29], любуясь его колоннами и куполом, которые омывал мягкий абрикосовый свет. Вечер был теплый, в воздухе витал смрадный душок, но легкая свежесть ощущалась даже здесь, на удалении от реки. На Флит-стрит им преградила дорогу цветочница. Она заявила, что у леди должен быть букетик, непременно. Жутко смутившись, Гидеон сунул ей шесть пенсов за жиденький пучок и поспешил уйти, да так торопился, что едва не свалился в открытый подвал, где размещался паб.
Мисс Таттон в голос не рассмеялась, а просто поднесла к лицу цветы, якобы для того, чтобы понюхать. Гидеон плелся по улице в жалком молчании, стараясь идти чуть впереди мисс Таттон, чтобы она не видела его лица.
– Эй, – окликнула она его. – Вы хотя бы взгляните на цветы, раз уж заплатили за них целое состояние.
Голос у нее был веселый, однако без злорадства. Гидеон остановился, повернулся, но вполоборота, поскольку румянец с его щек еще не сошел.
– Подойдите, понюхайте, – теперь уже ласковым тоном предложила мисс Таттон. – Душистый горошек так чудно пахнет. Красота! Чудеснее может быть разве только жасмин. Подойдите ближе, не бойтесь.
Она протянула ему букетик, свободной рукой прикрывая цветочки. Гидеон робко приблизился, нерешительно склоняя голову к источнику благоухания.
– О, – выдохнул он. Лепестки – густого розового и синего оттенков – поражали изяществом, но запах как будто имел свой собственный цвет – почти неразличимое молочное сияние. Неосознанно он поднял руку к ее ладони, и она в это самое мгновение нагнула голову. Прядь ее волос замысловатым шелковистым завитком упала на его запястье.
– Видите? – прошептала она. – Ни на что не похоже.
Гидеон медленно втянул в себя воздух. И замер, чтобы не спугнуть мгновение.
Мисс Таттон выпрямилась, прикрепляя на платье душистый горошек. К Гидеону, пока он ждал, вернулось самообладание, и он вновь забеспокоился о соблюдении внешних приличий. За ними наблюдал, как ему показалось, стоявший чуть поодаль мужчина. В жаркую погоду двери типографий были распахнуты, и улицу заволакивал дым, но Гидеон заметил, что под часами редакции одной из газет остановился какой-то человек; его коричневатый силуэт расплывался в мареве испарений. Он посмотрел на мисс Таттон – она украсила платье и теперь ждала, когда они двинутся дальше, – потом снова обернулся, но мужчина исчез.
Они пошли к Стрэнду. Гидеон, очевидно, постоянно озирался, и мисс Таттон в конце концов не выдержала.
– Опять полицейских высматриваете? – спросила она, пихнув его локтем. – Не волнуйтесь, молодой господин. Я скажу им, что вы этого сделать не могли. Скажу, что вы все это время были со мной.
Она еще раз несильно пихнула его локтем, и Гидеон невольно рассмеялся вместе с ней.
– И насчет дяди вашего не волнуйтесь, – добавила она. – Старина Нелли, как я слышала, в Уайтчепел пошел, по поводу жилья. Я там буду жить, так он сказал. А там, где я сейчас, мне больше нельзя оставаться.
Гидеон поразмыслил в молчании над ее словами.
– Почему, мисс, позвольте узнать? Он считает, что вам грозит опасность?
Она фыркнула от досады и ускорила шаг.
– Мисс Таттон? – Гидеон поспешил за ней, по пути перескочив через метлу подметальщика. – Простите, но от чего он хочет вас уберечь?
– Уберечь? – Мисс Таттон глянула на него, но шаг не замедлила. – Молодой господин, девушку, которой приходится самой зарабатывать себе на жизнь, подстерегает много опасностей.
– Мне жаль это слышать, – ответствовал Гидеон. – Честно, искренне жаль. Но мне кажется, мисс, вы имели в виду что-то другое, и дядя тоже. Он настаивает, чтобы вы не выходили на улицу. Вчера вечером, когда мы беседовали, вы сами мне это сказали. Чего он боится?
Мисс Таттон метнула на него оценивающий взгляд.
– Ваш дядя… – не сразу заговорила она, – у него добрые намерения, насколько я могу судить, и ко мне он добр. Пожалуй, у него своеобразные представления о жизни, но он подбирает для меня чистое жилье и честных хозяев, чем не каждая девушка может похвастать. Честно говоря, сама не знаю, почему он со мной возится. Это его миссия, говорит он. Так что не ломайте голову.
Озадаченный, Гидеон только собрался спросить, что мисс Таттон имела в виду под «своеобразными представлениями о жизни» его дяди, как она, подобрав юбки и перескочив через бордюр, ринулась через дорогу. Она нырнула за повозку лудильщика и на мгновение выпала из поля его зрения. Гидеон нагнал ее уже на другой стороне улицы.
– Мисс Таттон? – в смятении окликнул он, немного запыхавшись. – Надеюсь, я вас не оскорбил?
Она обернулась, поднимая лицо к неяркому свету, и заявила:
– Мы идем на пруд, где утки.
Гидеон подбежал к ней.
– Где утки, мисс?
– У меня выходной, молодой господин, если вы не забыли. Я хочу покормить уток, пока еще светло и погода хорошая. Обожаю уточек. Или вы не любите уток?
Она смотрела на него из-под полей шляпы, и в ее взгляде столько всего читалось – лукавство и решимость, дразнящая наигранная беспечность и многое другое, чему он не мог подобрать определения.
