– Мы должны расстаться, дорогая. Я ужасно устала, ты даже не представляешь. Я вынуждена с тобой проститься.
– … Ленточка… в ленточках атласных…
– Доброй ночи, юный друг. Прими наше благословение.
– …Таттон, в ленточках атласных…
Октавия вскочила со своего места.
– Стойте! – крикнула она. – Попросите ее задержаться! Это Энджи Таттон? Спросите, прошу вас.
– Сядьте на место, мадам, – урезонила ее Психея. – Мы просим зрителей не вмешиваться в происходящее, пока к ним не обратятся. В любом случае уже поздно. Поздно.
– Нет! – Октавия оступилась, и Эльф поддержал ее за руку. – Простите, что прервала сеанс, примите мои извинения, миссис Дигби, но это очень важно.
Свет гостьи внезапно разгорелся до ослепительности, так что глазам стало больно, а голос вознесся до резкого хриплого визга.
– Скажите им, что я приду! – завопила она. – Меня они теперь не могут тронуть, а я их – могу! Так и скажите! Узнают, что такое сияние!
– Энджи!
– Я ввергну их в мрак, будь они прокляты!
Голос пропал, умолкла и Психея. Свет погас, и на этот раз новый нигде не вспыхнул. Гостиную окутала кромешная тьма.
XVIII
К утру поезд доставил их в Дил. Гидеон немного поспал – они с Каттером дежурили по очереди, – но отдохнуть толком и не отдохнул. Мокрый снег вымыл платформу, серый воздух полнился дразнящими криками невидимых чаек. Инспектор Каттер пошел нанимать извозчика, а Гидеон тем временем препроводил мисс Таттон в зал ожидания. Там он пытался, как делал это почти всю ночь, одновременно втянуть ее в разговор и уберечь от нежелательного любопытства посторонних.
Его многое тревожило, но ее рука в данный момент – меньше всего. Соглашаясь забрать мисс Таттон из больницы, инспектор Каттер настоял, что она должна быть не только в перчатках – те, что теперь обтягивали ее ладони, были из тонкой серой лайки, – но и вообще одета так, как подобает молодой даме из среднего сословия, отправившейся в путешествие в зимнее время года. Если ему и было что-то известно о состоянии мисс Таттон, свои познания он держал при себе, но, очевидно, не хотел, чтобы ее странности становились заметны окружающим.
Соответственно большую часть времени Энджи особо не привлекала к себе внимания. Правда, когда они вошли в зал ожидания, двое молодых военных встали, приветствуя ее с нескрываемым восхищением. Гидеон наградил их негодующим взглядом, но тех, казалось, это только позабавило, однако мисс Таттон прошествовала мимо военных так, будто это было пустое место. Гидеон не отходил от нее ни на шаг и старался ненавязчиво увести ее в укромный уголок. Пусть поначалу внешне она представлялась окружающим самой обычной женщиной, это впечатление могло быстро рассеяться.
Мисс Таттон почти все время молчала, но порой ее прорывало, и она разражалась то речью, то песней. Фразы произносила странные, обрывочные, бессвязные, и зачастую невозможно было определить, чем они вызваны. Ее бледность тоже притягивала любопытные взоры. Нет, она не выглядела больной – лицо ее не было осунувшимся и не имело нездорового оттенка, как у чахоточной, и вообще казалось, что во многих отношениях она каким-то сверхъестественным образом окрепла. С лица ее, хоть и бледного как смерть, не сходило выражение блаженного довольства, и это бросалось в глаза, даже когда она молчала и замирала в неподвижности.
Гидеон выбрал столик в тихом углу, где ее частично скрывал бы выступ камина, но она просто встала перед ним, завороженная ромбиком солнечного блика, дрожавшим на грубо оштукатуренной стене. Стоя спиной к залу, Гидеон как мог заслонял ее от ожидающих пассажиров и одновременно легонько подталкивал к стулу.
– Мисс Таттон, – обратился он к ней, когда наконец усадил ее и сам сел рядом. Оглядевшись, он увидел, что два молодых офицера снова увлеклись разговором, и счел, что может без опаски возобновить свои попытки. – Энджи, вы… – Он понизил голос. – Энджи, это Гидеон. Гидеон Блисс. Вы ведь меня помните, да?
Она слабо улыбнулась, но, склонившись к ней, он заметил, что ее взгляд направлен чуть в сторону. Проследив за ним, он увидел, что она смотрит на столик возле окна, над которым расплывался сигарный дым.
– Чернота, – тихо промолвила мисс Таттон. – Она поднимается от лохани с грязной водой. Вымывается, говорила я в детстве. Помои-размои.
– Помои-размои, – повторил Гидеон, силясь придать легковесность своему тону. Он нервным взглядом обвел зал. – Это вы здорово придумали. Но что за чернота, мисс Таттон? Вы можете объяснить?
Энджи как будто его не слышала, и Гидеон сник, чувствуя, как его сковывает гнетущая усталость. Он почти обрадовался, когда в дверях появился инспектор Каттер.
– Блисс! – окликнул тот. – Давай поторопись. Хватит ворковать вокруг нее. Извозчик ждет.
Насупившись, Каттер отвернулся и пошел на улицу. Он заметно помрачнел с тех пор, как они покинули Лондон, и его отношение к мисс Таттон обескураживало Гидеона. Доктор Ашер категорически заявил, что ее нельзя оставлять в больнице, и Каттер вроде бы признал разумность доводов врача. Своих мыслей он не выдавал, но Гидеон чувствовал, что в нем борются противоречивые мотивы. Да, он решил взять с собой мисс Таттон – вернее, счел это необходимым, – но ясно дал понять, что делает это под давлением обстоятельств. И сразу оговорил, что Гидеон сам должен заботиться о ее нуждах и следить за тем, чтобы она не путалась у него под ногами.
– Черт возьми, Блисс, – выругался инспектор, когда Гидеону наконец-то удалось посадить мисс Таттон в экипаж. – Что за спектакль она устроила в зале ожидания? Почему ты это допустил? Я же предупреждал, что мы должны быть тише воды. Мы сейчас не в Лондоне, и здесь у меня нет никаких полномочий.
– Я стараюсь, сэр, но… – Он посмотрел на мисс Таттон. Та спокойно сидела рядом, завороженно глядя на град, сыпавший за окном. До сих пор она с полнейшим равнодушием реагировала на любые речи, но его смущало, что в ее присутствии они говорили о ней в третьем лице. – Сэр, она фактически не внемлет просьбам и указаниям. Я, как мог, пытался оградить ее от внимания окружающих.
Каттер в ответ лишь крякнул. Как только они сели в экипаж, он отвернулся к окну и сложил на груди руки, всем своим видом намекая, что предпочитает воздержаться от досужих разговоров. Посему, с тех пор как город остался позади, они ехали в атмосфере тоскливого молчания, которое время от время оживляла – если так можно выразиться – загадочная болтовня или леденящее душу пение мисс Таттон. Они катили на север по узкой, но относительно ровной дороге мимо фермерских угодий, которые постепенно сменила серая безликая равнина, поросшая чахлым кустарником. Вдалеке изредка показывалось море, над которым нависали свинцовые тучи.
Через некоторое время Гидеон все же рискнул нарушить молчание:
– Сэр, пока у нас выдалась свободная минутка, нельзя ли вернуться к разговору о хрустальном осколке?
