Тем более что по отдельным практическим вопросам дядя выражался впечатляюще ясно. Новые обстоятельства, объяснил он, вынудили его покинуть прежнее жилище возле Лондонского моста и переселиться в Сохо. Зная, что племянник плохо ориентируется в Лондоне, дядя подробно написал, как добраться до его дома, и Гидеон ни на шаг не отступил от его инструкций. Он находился там, где ему следовало быть – на Фрит-стрит, куда пришел со стороны Шафтсбери-авеню. Дойдя почти до Сохо-сквер, Гидеон, в соответствии с дядиными указаниями, принялся по пути считать каждую дверь, мимо которой он проходил. Да, все верно, это и есть нужный ему дом. Гидеон был в том почти уверен.
Он снова постучал – настойчиво, но не выходя за рамки приличий. Ожидая, когда ему откроют, Гидеон внимательно рассматривал вход. На самой двери номера он не заметил, и на веерообразном окне над ней, насколько он мог судить – в прихожей свет не горел, – его тоже не было. Гидеон отступил на пару шагов, глядя на верхние окна. Ни одно из них не светилось. В доме вообще не наблюдалось признаков человеческого присутствия.
Гидеон плотнее закутался в пальто и, похлопывая в ладоши, стал думать, как ему быть. Он быстрым шагом шел от самого вокзала Ливерпуль-стрит, и потому до сей минуты холод его не донимал, но в такой студеный вечер ждать под дверью было не очень уютно. Он также сознавал, что близится ночь. Когда он шел по Хай-Холборн, церковный колокол пробил половину девятого, и он в беспокойстве ускорил шаг. Прежде он как-то раз навещал дядю в Лондоне, но теперь тот сам его вызвал – небывалый случай. Дядя долгое время не подпускал к себе племянника, и, когда Гидеону представилась возможность снискать благоволение своего опекуна, он не хотел упустить свой шанс. Однако если он прибудет в неурочный час, это вряд ли поможет ему завоевать расположение дяди.
Услышав голоса, Гидеон поднял глаза и увидел, что в его сторону по пешеходной дорожке идут мужчина и женщина. Джентльмен в шляпе набекрень, дама в небрежно завязанной накидке. Оба пошатывались, но были в веселом настроении. Они направлялись к входу через дверь от той, у которой стоял Гидеон, и он поспешил к ним.
– Сэр, мадам, добрый вечер. – Гидеон приподнял шляпу, резко останавливаясь перед ними, так что его немного занесло. – Прошу прощения за беспокойство. Вы не подскажете номер вашего дома?
Мужчина с женщиной, покачиваясь, повернулись к нему. Джентльмен одной рукой обнимал даму за талию; та, чтобы не упасть, цеплялась за отворот его пальто. Мужчина курил, но сейчас его рука, в которой он держал сигару, застыла в воздухе, не донеся ее до рта.
– Ты слышала, Белла? Будто голубки проворковали. Прошу прощения за беспокойство.
– Это было очаровательно, мистер Таунсенд. – Белла удобнее ухватилась за воротник пальто своего спутника и выпрямилась.
– Обожаю певучие голоса. Скажите еще что-нибудь, любовь моя.
Гидеон пальцами зажал края обшлагов и смущенно кашлянул.
– Мадам, с моей стороны непростительно задерживать вас в такой холодный вечер, но я побеспокоил вас лишь для того, чтобы узнать номер вашего дома.
– Номер дома?
– Да, мадам.
Мистер Таунсенд, описав небольшой полукруг, подошел к нему ближе.
– Зачем?
– Сэр?
– Номер? Зачем он вам?
– Ах, ну да, конечно, – спохватился Гидеон. – Понимаете, я приехал в гости к дяде. Он живет, полагаю…
– Ваш дядя?
– Да, сэр.
– Вы не знаете, где живет ваш собственный дядя? Ну а нам-то откуда это знать?
– Простите, – извинился Гидеон. – Боюсь, я не объяснил должным образом свое затруднение. Дело в том, что из-за учебы я почти все время живу в Кембридже и еще не имел возможности навестить дядю по его новому адресу. Я почти уверен, что это и есть его дом, но номера на двери нет. Если вы будете так милостивы и назовете номер своего дома, я сумею определить, туда ли я пришел.
Белла расплылась в улыбке, глядя на него.
– Очаровательно. Просто очаровательно. Вы не находите, мистер Таунсенд?
– Аки жаворонок, – согласился с ней ее спутник. – Так что он говорит?
– Мистер Таунсенд! – Белла подлетела к нему и ткнула его в живот. – Вы же у нас инспекторный строитель! Ой, вот балда! Строительный инспектор, я хотела сказать, ученый человек. Какой дом у вашего дяди, лапочка?
– Номер шесть, мадам. Насколько я понимаю, это меблированные комнаты, где он снимает жилье.
– Ну, тогда понятно, – протянул мистер Таунсенд.
– Простите, сэр. Что вам понятно?
– Почему на двери нет номера. С шестерками это не имеет смысла. Гвоздь вылез, и номер перевернулся. И вот вам уже вместо шестерки – девятка. Ошиблись на три дома.
– Вы правы, сэр. – Гидеон постарался голосом не выдать своего нетерпения. – Полностью с вами согласен.
– А если в номере есть шесть и девять? – расхохоталась Белла. – Вы ведь знаете, что такое шесть и девять, дорогой?
Гидеон чуть склонил голову.
– Да, если вы имеете в виду то, на что я подумал.
Белла и мистер Таунсенд скорчились от смеха. Гидеон в смятении огляделся и, воспользовавшись тем, что про него на время позабыли, шаг за шагом стал пятиться от веселой парочки.
– Ох, грехи наши тяжкие, придется за них отвечать, – произнесла Белла, немного успокоившись. – Не обращайте на нас внимания, любовь моя. Это номер четыре, так что вы не ошиблись. Значит, ваш дядя квартирует у миссис Кумб?
– Я вам крайне признателен, мадам. Имени домовладелицы дядя не упоминал, а мне самому еще только предстоит с ней познакомиться. До вашего появления я все стучался и стучался, но, очевидно, ее тоже нет дома.
– Да дома она, даже не сомневайтесь, только стучаться вы к ней будете до посинения. Глуха как пень миссис Кумб, по крайней мере, когда ей это удобно. Он, часом, не полицейский, а? Ваш дядя?
– Полицейский? Нет, мадам. Мой дядя – священник. Вы знакомы с его преподобием Гербертом Нейи?
– Со стариной Нелли? – Она слегка потерла ладонью глаз и размазала косметику, что придало мягкости выражению ее лица. – Кто ж его не знает?
– Это вы о ком? О старине Нелли? – уточнил Таунсенд.
– Так мы его называем. Уж больно трудно его фамилию правильно выговорить. Но он не возражает. Славный старичок ваш дядя. Вечно старается добрые дела делать. И человек сам по себе мягкий, да благословит его Господь. Не то что другие священники.
По отношению к племяннику дядя мягкости никогда не проявлял, и Гидеон, услышав о нем столь лестный отзыв, даже немного обиделся.
– Я рад, что о моем опекуне ходит добрая слава, – сказал он. – Правда, должен признать, что я сейчас в растерянности. Мне известно, что дядя частенько работает внеурочно, но ведь он ожидает моего визита. Тем более что он сам вызвал меня сюда по срочному делу. Мне и в голову не могло прийти, что я не застану его дома.
