Затем он затих в забытьи. Его напугал шумный фейерверк, взорвавшийся разноцветными огнями в небе. Придерживаясь за ствол березки, он поднялся и побрел, стараясь ступать твердо. Он блуждал по парку, вызывая шутки, насмешки, соболезнования. На одной из аллеек его усадил на скамейку какой-то паренек. Вскоре появились Женя Хлебников и Володя. Оказывается, Женя искал его по всему парку. Они-то и повезли Боба на такси домой.
По дороге Володя требовательно спрашивал, зачем он пил и кто его так напоил. Боб отвечал, с трудом ворочая языком, и плакал.
Дома няня, причитая и ахая, раздела, обмыла и уложила его. Боба снова рвало, и снова ему показалось, что он умирает. Перепуганная и сердобольная няня вычистила костюм и убрала все следы происшествия. Когда пришла Лика, Боб уже спал, и никто ничего не видел.
…Утро Боб проспал. Днем он не вышел к обеду. Мать и отец не приехали с дачи. Никто его не трогал. Никогда еще он не чувствовал себя так скверно. И зачем он пил? Зачем люди вообще пьют эту гадость и накачиваются вонючим табачным дымом? Голова раскалывалась от боли. Лика ужаснулась, увидев его распухшее лицо. Она хотела сразу же вызвать врача, и Боб еле ее отговорил.
Боб крепко заснул. Ему приснилась сказка о том, почему у слона длинный нос; но крокодил тянул не слона, а Боба за нос, и было больно, нос вытягивался. Боб открыл глаза и увидел Пашку, который и тянул его за нос.
Боб дернул головой, оттолкнул Пашку, не ответил на его приветствие и даже закрыл глаза. Но на Пашку все это не произвело никакого впечатления. Он болтал без умолку, обошел комнату, потрогал вещи, потом сказал: «Одевайся, а я пока погляжу, как ты живешь», — и вышел в столовую. Вернулся он взбудораженный и, похохатывая, начал вспоминать вчерашнее и хвалить Боба.
— Вот уж не думал, что ты способен на такие штуки. Я ведь сначала хотел отвязаться от тебя, но ты не маменькин сынок, нет! Ты, брат, оказывается, не трус! Силища! Вставай!
— Не могу, — взмолился Боб, — Меня шатает.
— Надо опохмелиться.
— Что?!
— Выпить надо малость, все как рукой снимет! Боб запротестовал. От одной мысли о спиртном он чувствовал тошноту. Но не так-то легко было избавиться от навязчивого Пашки! Пашка сбегал в столовую, принес из буфета початую бутылку с вином, стаканчик и настоял, чтобы Боб выпил.
— Двинем в кино, — предложил Пашка.
— У меня ни копейки.
— Я веду! Разжился. Они вышли на улицу.
— Деньги я взял в столовой, в ящике стола, на котором зеркало стоит, — сообщил Пашка.
Боб остановился:
— Ты что, с ума спятил? Мама заметит!
Пашка хохотал:
— Ну и что? Заметит и подумает, что Танька. Так ей и надо, а то не пускает меня к тебе, ругает…
— Отдай, Пашка. Отдай, а то я отцу скажу.
— Посмей только! — пригрозил Пашка и, сжав кулак, ткнул Бобу в нос. — Ясно? Учти, ребята тебе проходу на улице не дадут. В кровь расшибем!
— Ничего я не боюсь! — закричал Боб, бледнея от волнения. — А с тобой я водиться не буду. Иди ты к черту!
Пашка сунул Бобу двадцать пять рублей и сказал:
— На, давись! Жадюга! Я думал, ты стоящий парень, а ты жила! Хлюпчик…
Бобу стало неловко.
— Я не злюсь, — сказал он, — но красть нехорошо да еще сваливать на невинных. А эти деньги я верну.
— Ладно, мир! В общем, ты парень подходящий. Мы за тебя горой стоять будем. Не дрожи. Давай прошвырнемся к Руде? Мировецкий парнюга. Тебе понравится. Книг прочитал — тыщи…
— А кто он такой?
— Рудя? Сын художника. И сам художник. Рисует — как бог. Квартира — как картинка. Пошли!
Глава XI
«СТУДЕНТ ПРОХЛАДНОЙ ЖИЗНИ»
1
Пашка позвонил в квартиру Миличей на Малой Молчановке. Послышалось звяканье и пощелкивание многочисленных запоров. Дверь приоткрылась, и перед Бобом предстал рослый красивый юноша с маленькими узкими усиками. Шея у него была забинтована красно-зеленым шарфом. Яркая шелковая пижама при каждом его движении меняла цвет: то она казалась желто-лиловой, то багрово-золотистой.
— А ну, кавалеры, быстро, и чтобы тихо, — прохрипел он. — Я записываю на пленку мотивчик.
Мальчики вошли в переднюю. Огромный бурый медведь, стоя на задних лапах, держал вешалку. Все стены увешаны картинами. Было тесно и в большой комнате, куда они вошли на цыпочках. Там играл патефон. На широкой тахте лежала шкура белого медведя, на полу — пушистый ковер. На столе, покрытом яркой скатертью, рядом с патефоном стоял магнитофон. Пластинка кончилась. Рудя щелкнул каким-то включателем в магнитофоне, и пленка быстро поползла в обратную сторону.
— Еле выпросил на час заграничную пластинку буги-вуги. Записал на пленку. Послушаем…— Он снова повернул рычажок, и резкие звуки наполнили' комнату.
Рудя вскочил, закачался, ноги у него заходили, как у пьяного. Он вихлялся, болтал руками.
— Полная свобода действий…— чуть задыхаясь, пояснял он. — Каждый импровизирует, как хочет… Руки сюда, ноги так, а туловище — ах, падаю, ах-ах, тянусь в сторону… Вот так, вот этак…
Боб расхохотался.
— Ты что? — Рудя замер в нелепой позе.
— Дурацкий танец! — пробормотал Боб. — Будто пьяный на льду. — И поспешно добавил: — А занятно!
— Ну то-то! — процедил Рудя. Он сел и вытянул ноги. — У буги-вуги никаких правил нет. Полная раскованность! Свобода движений.
Пашка одобрительно прищелкнул языком.
— Где ты подцепил такого? — Рудя кивнул на Боба.
— Так это же тот самый! Бобка Троицкий! Я говорил… Мы с ним раньше учились. Его батька профессор. Боб мировецкий парняга. Астроном. С Ботвинником сыграл вничью. У них дача и «Победа». Я его телохранитель и вообще защитник.
— Ага, Боб вундеркинд! Так сказать, Вундербоб! — Рудя с интересом уставился на Боба. — Так говоришь, у отца «Победа»?
— Ага, «Победа». Почти совсем новая.
— А ты умеешь водить?
— Рулю возле дачи… Только пока прав нет. А это картины вашего отца? — Боб показал на стены.
— Да, превосходные копии на любой вкус. Покупатели прямо к нам домой прут. Ну, а твой папахен сам водит машину?
— Хорошо водит…— рассеянно ответил Боб. — Этот магнитофон все может записать?
— Конечно, все. Подойди и, когда я махну рукой, начни говорить в эту трубку.
— А я не знаю, что сказать…— Боб растерялся.
— Валяй, что взбредет на ум… Ну, расскажи про вашего шофера, про трудности с гаражом. У всех, кто имеет машину, — трудности с гаражом. Хлопот не оберешься. Расскажи подробно, и чтобы посмешнее.
Лента на магнитофоне двинулась. Рудя повелительно взмахнул рукой. Боб растерянно молчал. Рудя сердито сказал:
