Как оказалось, в квартире было тихо и пусто. Никого. Вихрем промчавшись по комнатам, я изъял из батареи небольшой, туго свернутый пакетик, в котором лежало пять тысяч на черный день, и забрал банковскую карту из деревянной шкатулки в комнате. На сим всё. Раскидав добычу по карманам, я покинул квартиру, запер дверь на ключ и тихо шепнул:
— Прощай…
Столичная станция, расположенная на орбите столичной планеты Империи Гьялха.
Фигура в грязном оранжевом балахоне с глубоким капюшоном неподвижно замерла почти в центре промышленной зоны на самом верхнем уровне станции. Ищущий прислушивался к чему-то внутри себя. Руки неизвестного опущены вдоль тела. Пальцы, затянутые в тугие коричневые перчатки, чуть шевелились, словно перебирая струны музыкального инструмента. Лицо под капюшоном скрывала когда-то оранжевая маска с респиратором, давным-давно выцветшая до белого. Наконец нащупав что-то пальцами, он повернул голову и медленно направился в сторону.
Его внимание привлекло несколько прямоугольных боксов, стоящих друг на друге. Приглядевшись, он заметил наспех приваренную к торцу одного из нижних контейнеров дверь. Значит внутри точно не материалы. Вытянув руку, он выставил пальцев на манер когтей, словно цепляясь за воздух. Сжав кулак, он повернул его пальцами к себе. Дверь жалобно заскрипела и выгнулась пузырем. Ищущий медленно согнул руку в локте, окончательно выламывая металлическую пластину. С жутким скрипом она сорвалась с петель и устремилась к фигуре в оранжевом балахоне… чтобы неподвижно замереть перед его лицом, в локте над полом. Разжав кулак, он сделал короткое движение пальцами в сторону, отбрасывая больше не нужный предмет.
Внутри своеобразного убежища никого не было. Лишь выжженное пятно на полу, словно от плазмы, да зарядник от винтовки, сиротливо валяющийся в углу. Ноздри неизвестного уловили потусторонний запах, не существующий для физического обоняния. Респиратор этому запаху был не помеха. Густой, словно кисель, он отдавал горьковатой гарью и углями. Тихо урчание вырвалось из глотки Ищущего.
* * *
С гудением электричка разгонялась, устремляясь прочь от железнодорожного перрона. Перейдя через железнодорожные пути, я улыбнулся. Ласковое летнее солнце медленно поднималось на востоке, согревая влажную и холодную землю своими теплыми лучами. Птицы уже проснулись и звонкими трелями перепевались друг с другом, разлетаясь по своим птичьим делам.
Перрон являл собой обычную насыпь из щебня, огороженную бетонными блоками со стороны рельс, чтобы щебень не рассыпался. У противоположной от края стороны ютились три жалких деревянных лавочки, должно быть поставленных ещё в девяностых. Не смотря на ветхость, станционные работники ежегодно красили их в синий цвет. Краска была нанесена не ровно, местами образуя застывшие кляксы и капли. Мазнув по лавочкам взглядом, я пошел вдоль перрона, к тропке, ведущей параллельно железнодорожным путям. Дачники часто пользуются этой тропой, потому за годы трава на ней почти перестала расти, а почва спрессовалась, приобретя каменную твердость. Метров через пять тропка уходила в сторону и вела перпендикулярно, прямо в видневшийся от железнодорожной платформы смешанный лес.
Темные, должно быть столетние ели соседствовали рядом с широкими березами. Путь по лесу занимал порядка часа, затем выводил в деревню, после которой вновь шел лес. И только за ним находилась точка моего назначения. Моя дача.
Настроение поднялось на недосягаемую высоту. О даче не знала даже моя дочь, о чем уж тут может быть речь! Главное не баловаться Силой, благо Лайла меня итак ощутит — то, что я устроил в больнице, послужит ей маяком, задавая направление.
Тропка, по которой я двигался к лесу, проходила через широкое подобие шоссе — однопутную глиняную дорогу, которую в дожди знатно развозит, превращая в абсолютно непроходимую на машине. У края дороги разместилось два десятка домов — небольшая деревушка подле станции. Залаяли собаки. Как всё это было приятно — не описать словами. Обычная жизнь обычного человека…
«Скоро и у нас с Лайлой будет такая жизнь на Гьялхе…» — я улыбнулся своим мыслям. Перейдя дорогу, я прошел через небольшое поле и углубился в лес. Темный, прохладный… живой. Солнце не попадало сюда, потому пахло сыростью и хвоей.
До дома я добрался только через час, когда солнце полностью взошло над горизонтом. Заросший за полтора года огород, дом с чердаком, баня и летняя кухня в отдельном прямоугольном сарайчике. Я приблизился к своему участку. Лет десять назад у меня были соседи, но все побросали участки — ехать из города по три часа и потом ещё час идти пешком не хотел никто. Я был лишь рад их выбору — одиночество мне нравилось больше. Так я и стал жить в компании зайцев, трусливых лисиц, белок да тетеревов с дроздами. Изредка оставлял рыжим плутовкам хлеб, который они с радостью утаскивали — особенно им нравился серый.
Я отпер массивный замок на дверях дома и прошел на просторную прохладную веранду. Прямо напротив входа стояла массивная лестница на чердак. Слева от нее — вход в домик. Справа — небольшой столик у панорамного окна во всю стену, открывающего вид на запад и когда-то картофельное поле на десять квадратных метров. С противоположной стороны точно такое же окно, демонстрирующее остальной участок. Ещё два находятся на просторном чердаке, где у меня стоял письменный стол и удобное старое кресло, в котором я любил раньше читать книги. Крыша находилась в трех метрах от чердачного пола, потому это был скорее второй этаж. А ещё всюду была пыль. Пыль и мышиный помет. Я прошел в домик.
Печь в дальнем правом углу. Двуспальная кровать в левом, «ногами» обращенная к топке. Справа от кровати, вдоль окна, выходящего на восток, стул и обеденный стол. В левом от входа углу — завешанное зеркало. И вновь пыль и помет. Быстро переодевшись — на крючках справа от двери, а также на чердаке, у меня было много старой одежды, которую не жалко испортить, запачкать или порвать — я принялся за уборку. Натянув резиновые перчатки, так как прекрасно знаю, какие болезни можно заработать от крысиного или мышиного помёта.
Закончил я лишь через пару часов. Теперь можно было сделать хоть что-то поесть, предварительно сходив за водой — в ста метрах от дома, в небольшом логу посреди леса, обступившего мой участок со всех сторон, находился родник, пересыхающий к августу.
Скинув кроссовки, я сунул голые стопы в простые сланцы, отыскал когда-то темно-синее, а ныне выцветшее голубое пластиковое десятилитровое ведро, — стояло под столом на веранде — и с улыбкой направился к источнику. Не передать очарование, встретившее меня в лесу. Лучи солнца почти не пробивались через густую листву, создавая вечные сумерки. Где-то вверху тихо перекликались птицы.
Возле ручья было холодно. Из-за влаги, здесь было полно комаров, с тихим гудением тут же устремившихся к моей плоти. И никакая сила Тэнно меня от них не спасала. Лениво отмахиваясь, я спустился в ложбинку, к роднику. Давным-давно он был заключен в деревянные стены, образуя своеобразный бассейн, из которого по каналу, вмонтированному в одну из стен в верхней части, вода устремлялась наружу, образуя своеобразный водопадик и небольшим ручьем утекая дальше в лес. Я поставил ведро под водопад и присел подле на корточки. Ноздри ощутили аромат прелых листьев, застарелого мха и лесной сырости — совсем не обычной, не затхлой. Это был волшебный аромат.
